Убийца нужен…

Шпики подстраивали Бебе какую-то крупную пакость. Кому-то из большого начальства Бебе сильно насолив. Именно поэтому здесь, в Сюрте, смерть Джо наделала столько шуму. Подумав, Даниель решил, что у полиции против него нет никаких прямых улик, если не считать показаний старьевщика, этого проклятого пьянчуги. Его показания стоили недорого. Матье был никто, меньше, чем никто… Все же Даниель жалел, что поблизости нет ни одной знакомой рожи. Он вспомнил об инспекторе политического отдела, которого встретил тогда в задней комнате кабака… Как, черт возьми, его звали, этого толстого, добродушного дядю с багровым лицом? Даниель напряг память и вытащил из ее недр имя комиссара Рагесса. Но еще не известно, примет ли он сторону Даниеля или присоединится к легавым. Он решил обождать, пока положение прояснится.

В комнату вошли шпики утренней смены. У них были славные, налитые морды, видно было, что они недурно провели ночь. От дыма их сигарет у Даниеля защипало глаза. Пришлось признать, что они знают свое ремесло: они взялись за Даниеля, голодного, неспавшего, полумертвого от жажды. Допрос возобновился немедленно, и Даниель убедился, что с того времени, когда он сам пользовался теми же методами, по существу, ничего не изменилось. Вот только они старались не оставлять следов на теле, а все прочие третьестепенные приемы применялись по-прежнему.

Он знал толк в этих делах и постарался показать это тем, кто его допрашивал.

* * *

Много часов спустя первая смена отработала свое и удалилась. Даниель никогда не думал, что это так страшно. Его терзала жажда. Он ожидал продолжения допроса и мучился от подступавшей тошноты. Вдруг вошел тот толстый папаша, который давал ему добрые советы.

— Ну, как, Лавердон, поразмыслили?

— Почему бы вам не вызвать самого Филиппа Ревельона? Спросите у него, что он думает по этому поводу.

— Не будьте ребенком, Лавердон. Неужели для того, чтобы Ревельон мог спокойно спать, вы позволите припаять себе большой срок? А ведь он использовал вас, как лакея, и покинул в беде…

— Вы так и скажете на суде?

— Ну, как хотите, Лавердон.

Даниель попытался выпрямиться на стуле. Все тело невыносимо болело. Толстяк вышел, сейчас придут те, другие. Все мерзко на этом свете, и Бебе не лучше остальных. Пожалуй, ребята, прямо из тюрьмы отправившиеся в Корею, были не так уж неправы…

* * *

Он задремал на секунду и тут же проснулся. За стеной кто-то орал благим матом, какой-то бедняга получал свою порцию, его «пропускали через табак». Через полчаса нервы Даниеля загудели. Он понимал, что эту музыку затеяли, чтобы испугать его. Но почему ему дали заснуть? Он чувствовал, что слабеет с каждой минутой. Этот шум отнимал у него силы, как капающий кран, который не дает заснуть в камере. Шли часы, сосед продолжал орать. Под утро все затихло. Даниель услышал, как к его камере приближаются шаркающие шаги. Кто-то вошел. Опять они пришли донимать его. Может, они думают, что он уже готов сознаться? Даниель выпрямился и приготовился к борьбе.

Даниель облегченно вздохнул. Он узнал Рагесса, с опущенными плечами и утомленным лицом. Следом за ним вошли двое шпиков.

— Я возьму его к себе, — пробормотал Рагесс. — Нет, не туда, где тот. Сначала мы потолкуем наедине. А потом, если понадобится, я позову вас и мы устроим очную ставку.

Шпики удалились, досадливо переглянувшись. Рагесс знаком подозвал Даниеля, и они вышли в другую комнату.

— Дело плохо, — сказал Рагесс. — Он не желает признаваться.

— Ясно, — спокойно согласился Даниель.

— Три часа подряд — ничего! — повторил Рагесс. — Я видел Ревельона и Лэнгара. Оба просили вытащить тебя отсюда. А ну-ка покричи!

Даниель вопил, Рагесс стучал об пол.

— Сволочь! — убежденно выл Даниель.

— Это только начало! — зарычал Рагесс.

— Что будем делать дальше? — спросил Даниель шепотом.

— Покричу еще! Так, хорошо… Что делать? Не знаю. Он двужильный, этот Матье Мертвая Голова!

— Надо его заставить!

— Да, но мой коллега пошел спать. Он не верит в это дело, понимаешь?

— Может, на очной ставке, я смогу тебе помочь?

Рагесс улыбнулся и кивнул.

— На, возьми мои очки. Стекла простые. Он тебя не узнает. Мы посадим его к столу, против света, а ты станешь сзади, хорошо? Когда эта комедия кончится, я опять посажу тебя ненадолго, согласен?

— Конечно, согласен! — усмехнулся Даниель. — Ты избил меня, как собаку!

* * *

Матье Фонтвилль, по прозвищу Мертвая Голова, был не таким уж двужильным. Сразу определив его роль в оправдании Лавердона, Рагесс забрал его прямо из больницы. События прошедшей ночи украсили Матье двумя огромными кровоподтеками возле правой глазницы. С этой стороны черепа у него не осталось ни единой складочки — все залила огромная опухоль, начавшая зеленеть. Увидев перед собой столь разукрашенного человека, Рагесс решил, что стесняться нечего, и взялся за Матье с большим усердием.