Убийца по прозвищу Англичанин

Навот привез доктора, знакомого Ари Шамрона. Он сидел впереди. Превратив центральный подлокотник в операционный стол, он накрыл его стерильной салфеткой и включил лампочку в потолке. Доктор срезал бинт и осмотрел рану. Слегка надул губы: мол, не так худо. «Вы притащили меня сюда ради этого?»

– Дать болеутоляющее? – спросил он, но Габриель отрицательно покачал головой.

Доктор снова надул губы, снова наклонил голову к плечу: мол, как угодно.

Полив рану антисептиком, доктор принялся за работу. Габриель, реставратор, внимательно за ним наблюдал. Подцепить, дернуть, потянуть, отрезать. Навот закурил и сделал вид, будто смотрит в окно. Кончив зашивать рану, доктор тщательно ее забинтовал и кивком дал понять, что с этим покончено. Габриель положил правую руку на стерильную салфетку. Срезая грязные бинты, доктор чисто по-французски вздохнул от огорчения, словно Габриель заказал не то вино к рыбе под шафранным масляным соусом.

– На это уйдет две-три минуты, так? – Навот нетерпеливо повел рукой.

Доктора не волновало, как это воспринимает Навот, и он не спешил. На этот раз он не спросил у Габриеля, не хочет ли он, чтобы ему дали что-нибудь болеутоляющее. Он просто подготовил шприц и ввел анестетик в руку Габриеля. Он работал медленно, безостановочно почти полчаса. Потом поднял глаза.

– Я сделал все как можно лучше, учитывая условия. – Враждебный взгляд в сторону Навота: мол, я делаю это бесплатно, молодой человек. Шамрону будет это доложено. – Необходимо сделать настоящую операцию. А то мышцы, сухожилия… – Пауза, покачивание головой. – Нехорошо это. Вам скорее всего трудно будет ею шевелить, вы не сможете ее сгибать, как прежде.

– Оставьте нас, – сказал Навот. – Пойдите в другую машину и подождите там. – Навот отпустил и шофера. Когда они остались одни, он посмотрел на Габриеля: – Какого черта, что случилось?

– Сколько погибло людей? – спросил Габриель, пропустив мимо ушей вопрос Навота.

– Пока что трое. Еще четверо в тяжелом состоянии.

– Ты что-нибудь слышал от остальной команды?

– Они уехали из Парижа. Шамрон возвращает всех домой. Это может плохо кончиться.

– А машина?

– Наш человек наблюдает за ней. Пока что полиция к ней не приближалась.

– Со временем приблизится.

– Что они могут там найти?

Габриель сказал ему. Навот закрыл глаза и покачался, словно ему только что сообщили о чьей-то смерти.

– А как насчет квартиры Мюллера?

– Там есть «стекляшка» на телефоне.

– Вот чертовщина.

– Есть возможность проникнуть внутрь и все подчистить?

Навот отрицательно покачал головой:

– Полиция уже там. Если они найдут твою машину и установят, что Мюллер был под наблюдением, они разберут его квартиру по кирпичику. Им не потребуется много времени, чтобы найти «жучок».

– Есть какие-нибудь друзья в полиции, которые могли бы нам помочь?

– Не в таком деле.

– Этот «жучок» – он как визитная карточка.

– Я знаю, Габриель, но не я его там ставил.

Габриель нашел в кармане ролик пленки и протянул его Навоту.

– У меня тут снят мужчина, который оставил бомбу в галерее. Передай это сегодня ночью на бульвар Царя Саула. Скажи троглодитам из Исследовательского отдела, чтобы поискали в базе данных. Может, они найдут имя для этой физиономии.

Пленка исчезла в большой лапе Навота.

– Свяжись с Шамроном и скажи ему, что надо немедленно послать охрану на виллу Анны Рольфе. – Габриель открыл дверцу машины и поставил ногу на землю. – Которая машина моя?

– Шамрон хочет, чтобы ты приехал домой.

– Я не смогу найти человека, подложившего эту бомбу, если буду сидеть в Тель-Авиве.

– Ты не сможешь его найти, и если будешь сидеть в камере французской тюрьмы.

– Какая машина моя, Узи?

– Ладно! Бери эту. Но на свой страх и риск.

– Когда-нибудь я попытаюсь отплатить за эту услугу.

– Приятного времяпрепровождения, Габриель. Я остаюсь тут расхлебывать чертову кашу, которую ты заварил.

– Только передай пленку в Тель-Авив. Будь доброй псиной.

* * *

На Коста-де-Прата Анна Рольфе опустила скрипку и выключила метроном. Комната, где она репетировала, была затенена, из открытого окна дул прохладный влажный бриз с Атлантического океана. С хромированной покрашенной стойки над ее высоким табуретом свисал профессиональный микрофон. Он был подсоединен к сделанному в Германии магнитофону. Сегодня Анна записала большую часть своей репетиции. Она прослушала запись, пока укладывала в футляр свою скрипку Гварнери и убирала ноты.

Ей всегда было неловко слушать собственную игру, но сейчас она это сделала по определенной причине. Ей хотелось в точности знать, как она звучит, – какие пассажи пьесы приемлемы, а какие требуют дополнительного внимания. Большая часть из услышанного ей понравилась, но она выделила три или четыре куска во второй и третьей частях, где ее критически настроенное ухо уловило последствия долгого бездействия. Вечером, на второй репетиции, она обратит внимание исключительно на эти места. А сейчас ей необходимо прочистить мозги.