Убийца по прозвищу Англичанин

– Она неплохо снимает, верно, Герхардт? Ну и ну, похоже, ты здесь очень веселишься. А взгляни на эту. Мне бы не хотелось объяснять миссис Петерсон, что тут происходило. Да и прессе. А также твоему министру в Берне.

– Вы всего лишь шантажист! Да ни один человек не поверит, что это настоящие фотографии. Они увидят в этом то, какими они являются на самом деле – дешевой подделкой дешевого шантажиста. Впрочем, шантаж и убийство являются разменной монетой вашей Службы, верно? Этим вы славитесь.

Габриель не стал собирать фотографии на столе – пусть лежат на виду. Петерсон сделал над собой усилие, чтобы не смотреть на них.

– Так вот, значит, что ты говоришь своей жене и своему начальству, что ты невинная жертва шантажа? Что тебя зацапала израильская разведка и накачала лекарствами? А знаешь, о чем тебя спросят твои начальники? Они скажут: «Почему израильская разведка вдруг выбрала именно тебя и подвергла такому обхождению, Герхардт? Что ты наделал, чтобы они повели себя так?» И тебе придется дать на это ответ.

– Проблемы не будет.

– Ты в этом уверен? Это может оказаться не так легко, учитывая тот факт, что некоторые из наиболее уважаемых средств массовой информации мира будут ежедневно разоблачать интересные кусочки твоей истории. Это будет похоже на пытку водой – извини за сравнение. Ты, возможно, выживешь, но твоя карьера будет кончена, твои мечты стать шефом федеральной полиции так и останутся мечтами. Карьера политика будет для тебя закрыта. Как и бизнес. Ты думаешь, твои дружки из банков придут тебе на помощь? Сомневаюсь, поскольку тебе нечего будет им предложить. Представь себе: ни работы, ни пенсии, ни финансовой поддержки от дружков.

Габриель сделал паузу, чтобы поднять крышку папки и достать еще полдюжины фотографий – фотографии наблюдения над женой и детьми Петерсона. Он намеренно положил их рядом с фотографиями Петерсона с девицей.

– Кто позаботится о твоей жене? Кто позаботится о твоих детях? Кто будет платить за эту милую квартирку на Цюрихском озере? Кто будет выплачивать за этот большой «мерседес»? Картинка получается не очень приятной, но она может и не состояться. Я не люблю убийц, Герхардт, особенно когда они убивают в интересах банка, тем не менее я предложу тебе выход из положения. И я советую тебе избрать его, пока не поздно.

– Чего вы от меня хотите?

– Теперь ты будешь работать на меня.

– Это невозможно!

– Ты поможешь мне вернуть картины Рольфе. – Габриель помолчал, ожидая, что Петерсон станет отрицать, будто знает что-либо о каких-либо картинах, но на этот раз Петерсон молчал. – Мы обделаем все втихую, по-швейцарски. А потом ты поможешь мне вернуть и другое. Ты поможешь мне очистить авгиевы конюшни швейцарской истории. Вместе, Герхардт, мы можем сдвинуть горы.

– А если я откажусь?

– Ты можешь вернуться вниз с моим приятелем и какое-то время подумать об этом. Потом мы вернемся к этому разговору.

– Уберите эти чертовы фотографии!

– Дай мне ответ, и я их уберу.

– Вы не понимаете, что в любом случае я буду уничтожен. Вопрос лишь в том, какой яд я решу выпить. – Подбородок Петерсона упал на грудь, глаза его закрылись. – Я пить хочу.

– Ответь на мои вопросы, и я дам тебе пить.

* * *

В коридоре, около двери в комнату, на холодном полу сидел Эли Лавон, прислоняясь спиной к стене и закрыв глаза. Только правая рука выдавала, как он волнуется. Пальцы крепко сжимали зажигалку. Хотя он жил в Вене, от звуков гневных окриков на немецком у него по-прежнему кровь приливала к шее.

Трещины появились, но Петерсон еще не сломался. Лавон чувствовал, что он близок к этому. Медикаменты, холодная вода, фотографии с девицами. Боязнь того, что ждет его за следующим поворотом. Давление нарастало в нем. Эли Лавон надеялся, что он скоро сдастся.

Он никогда еще не видел Габриеля таким. Никогда не видел, чтобы он злился. Никогда не слышал, чтобы повышал голос. Что-то в этом деле вскрыло старые раны. Лея. Тарик. Шамрон. Даже его родители. Габриель был человеком с очень коротким запальным шнуром.

«Выбросьте это из себя, герр Петерсон, – подумал Лавон. – Скажите ему все, что он хочет знать. Делайте так, как он говорит. Потому что если вы этого не сделаете, Габриель отвезет вас в горы и начнет стрелять. И это для всех будет плохо. Уж конечно, не для вас. И особенно не для Габриеля». Лавону было наплевать на Петерсона. А Габриеля он любил. И не хотел, чтобы на руках у Габриеля оказалось больше крови.

Таким образом, никто не почувствовал большего облегчения, чем Лавон, когда крики наконец прекратились. Затем послышались глухие удары – это Габриель молотил по стене одной из своих раненых рук. Не вставая с пола, Лавон приподнялся и приоткрыл дверь. Габриель заговорил с ним на иврите. Звуки этого языка никогда еще не звучали столь сладостно для уха Лавона, хотя он был уверен, что они произвели обратное впечатление на Герхардта Петерсона.

– Принеси ему какую-нибудь одежду, Эли. И чего-нибудь поесть. Герр Петерсон замерз и голоден. Герр Петерсон хочет кое-что сообщить нам.

* * *