Майкл Штейнберг, которого еще совсем недавно звали просто Мишей или Михаилом Марковичем и который все свое детство провел на Западной Украине, во Львове, находился здесь, в Азии, нелегально. У него не было ни паспорта, ни вида на жительство, ни гражданства. Все это ему было обещано, если он вовремя и с хорошим результатом завершит работу над проектом. А если нет – его просто вышвырнут на улицу, предварительно накачав каким-нибудь лекарством, которое сделает его поведение таким, что он быстренько окажется в полиции, а затем в доме для умалишенных. На этом жизнь талантливого ученого Майкла Штейнберга закончится, и начнется бессмысленное существование сумасшедшего без имени, семьи и прошлого. Его предупредили, что если придется принимать против него кардинальные меры, то сделано это будет в стране, где понятие о законности и правах человека весьма эфемерно и приблизительно, так что надеяться на правовую защиту государства ему не придется.
Он даже не знал точно, где на самом деле находится. Его, жадного до денег и самоуверенного, просто купили, купили легко, как вещь на базаре, купили в тот самый момент, когда он только сошел с самолета в аэропорту Тель-Авива. Он выехал в Израиль один, престарелые родители категорически отказались покидать Львов, а жена уже давно с ним развелась и жизнью бывшего супруга не интересовалась, да и жила она совсем в другом городе. Историческую родину Миша так и не увидел, его пребывание на земле обетованной ограничилось четырехдневным проживанием в гостинице аэропорта, во время которого его ловко и умело обработали, сыграв на любви к деньгам, страхе перед нищетой и безработицей, тщеславии ученого. У него забрали документы, а через четыре дня погрузили в самолет вместе с тремя сопровождающими, и Миша улетел из Израиля в Канаду. Дальнейшее путешествие проходило исключительно на частных самолетах, экипаж которых многословием не страдал. Сопровождающие его люди, напротив, были вежливы и разговорчивы, но лишь в определенных пределах. Поэтому, когда Майкла Штейнберга привезли в эту огромную подземную лабораторию, он мог лишь гадать, находится он в Китае, Корее, Японии, Австралии или на Мальдивских островах. Со временем он, конечно, разобрался, что находится все-таки в Азии, но где именно – так и осталось для него загадкой. Работающим над проектом людям, судя по всему, под страхом смерти запрещено было обсуждать с руководителем что бы то ни было выходящее за рамки научной работы. Да и само общение было весьма ограниченным: Майкл сидел в отдельном кабинете, а все разговоры велись либо по прослушивающемуся внутреннему телефону, либо в присутствии одного из двух американцев, представляющих, как сообразил Миша, службу безопасности. При них язык особенно-то не распустишь.
Штейнберг нажал голубую кнопку на пульте связи. Дверь тотчас же раскрылась, и в кабинет вошел один из американцев, которых Миша про себя называл церберами.
– Слушаю вас, доктор.
– Как решается проблема с сырьем? – недовольно спросил Майкл. – Время идет, и работы могут остановиться.
– Каков максимальный срок, который мы можем еще протянуть?
– Три дня, самое большее – четыре, – отрезал руководитель. Здесь он быстро научился быть жестким и неуступчивым.
Американец разговаривал с ним спокойно, но отстраненно, словно не желая вникать в проблемы, стоящие перед этим толстым потным человеком.
– Я доложу, – ровным голосом ответил он, – что сырье нужно вам через четыре дня.
– Уж будьте любезны, – отпарировал Штейнберг, не пытаясь скрыть злость и тревогу. – Я вас больше не задерживаю.
Цербер молча повернулся и вышел.