Убийца прячется во мне

Впрочем, мы друг другу все же не чужие, несколько лет под одной крышей прожили, я скорблю и все такое, но брата не вернуть, а мне жить дальше. И мне непонятно, почему естественное желание любого нормального человека избежать возможных неприятностей вызывает чье-то осуждение. А на полицию я и впрямь не особенно рассчитываю, просто потому, что в деле слишком много подозреваемых и никаких улик. Я вам сейчас расскажу, сами увидите.

— Прошу простить моего друга, если он вас невольно обидел, — счел необходимым вмешаться Иван Макарович, хотя по его лицу было заметно, что он и сам был близок к тому, чтобы эту доморощенную философиню немного «обидеть». — Но его можно понять. Говоря откровенно, нам редко доводилось общаться с клиентом, который изъяснялся бы столь прямо, я бы даже сказал, с циничной прямотой.

— Так уж привыкла. А цинизм, между прочим, это всего лишь привычка называть вещи своими именами[5]. И подумав, вы не сможете отрицать, что дела делаются проще, когда партнеры обходятся без обиняков и экивоков.

— Хм, возможно. Но в таком случае мне хотелось бы узнать, отчего вы так спешите? Что за неотложные дела ждут вас в Германии?

— А вот это к делу совершенно не относится. Мои дела — это мои дела, и ничьи больше, как говорят американцы: «It’s nobody’s business[6]».

— Мы не в Америке, уважаемая. Когда я берусь за расследование, я должен знать все обстоятельства моего нанимателя. И тут уже не проходят объяснения типа «это к делу не относится», поверьте.

— Но это действительно к делу не относится. Да и какая вам, собственно, разница? В конце концов, кто деньги платит, тот и музыку заказывает.

— Не скажите, Эльза, не скажите. Не все измеряется деньгами, по крайней мере, для меня. Я, видите ли, не люблю, когда меня используют втемную, и очень не люблю иметь дело с людьми, мотивов которых не понимаю.

— Извините, Иван Макарович, но это странно, мне ваша позиция непонятна.

— А тут и понимать ничего не нужно. Если вы считаете себя вправе придерживаться определенного стиля поведения, то почему отказываете мне в том же? К тому же я человек старый, как вы совершенно верно подметили, а значит, консервативный, мне меняться поздно, да и необходимости, откровенно говоря, не вижу.

— Понимаете… вы не подумайте, по делу об убийстве я ничего не скрою, все, что знаю, расскажу. А почему спешка?.. Это очень деликатный момент, и мне бы не хотелось…

Я с интересом наблюдал за диалогом. Особенно забавно было видеть, как наша прямолинейная, прямо-таки железная валькирия вдруг занервничала, покраснела, стала мямлить, жевать слова, как обыкновенная женщина, смущающаяся оттого, что ее принуждают рассказать о себе что-то непристойное.

— Ну, ну, голубушка, не стоит так переживать, на мне свет клином не сошелся. Вы без труда отыщете массу частных детективов, которые не станут задавать неудобных вопросов. Да каждый второй не станет, если не каждый первый, особенно, если надбавку за срочность посулить. И толковые ребята среди них попадаются, любой с радостью на вас поработает.

— Мне не нужен любой, мне нужен лучший.

— Спасибо на добром слове, но это ничего не меняет. Никогда не знаешь заранее, какая информация пригодится в расследовании. Бывает, то, что кажется важным, отправляется в итоге «в корзину», а ненужный поначалу пустяк, зряшная безделица, вдруг ложится в общую картину как недостающий кусочек в пазл. Так бывает, поверьте, вот и Сергей Юрьевич не даст соврать. Буквально на днях мы одно дело завершили, так там клиентка тоже все никак о своих личных обстоятельствах говорить не желала. Слезу пускала, глазки закатывала, охала-ахала. А в результате сведения, которые я из нее вытащил чуть ли не клещами, сыграли ключевую роль в расследовании.

Иван Макарович заметно расслабился. Он не уступит, конечно, не тот характер, но относиться к клиентке стал гораздо лучше, когда увидел, что обычные человеческие слабости ей не чужды. Да и высокая оценка свою роль сыграла. Доброе слово, как известно, и кошке приятно, тем более профессор, как я успел убедиться, на тонкую лесть совсем не обижался. Эльза Францевна тем временем задумалась. Думала минут пять, а мы не торопили, дело, видимо, деликатное. Наконец она приняла решение.

— Хорошо, я вам все расскажу. Не хотела раньше времени, но придется, тем более вы не из нашей научной среды. Но рассказывать буду подробно.

— Ничего страшного. Я вас внимательно слушаю.

— Ладно. Наша семья чисто немецкая. Мои родители — советские немцы, но из старых, их предки еще при Екатерине в Россию перебрались. Мама умерла рано, я ее почти не помню, отец растил меня один. Ну, понятно, с помощью нянечек, он всегда был человеком обеспеченным, мог себе позволить прислугу. И он не только не женился второй раз, но даже ни разу женщину в дом не привел, за что я ему очень благодарна, характер у меня с детства был твердый, упрямый, мачеху или тем более любовницу я бы не приняла ни под каким видом.