Читаем Убийца рядом со мной. Мой друг – серийный маньяк Тед Банди полностью

Все же ни открытия о родителях, ни окончательный отказ Стефани, обрушившиеся в 1969 году на Теда Банди, не сломили его дух. Даже наоборот, укрепили и придали холодной решимости. Если Господь отнял у него все, значит, он изменится. Непоколебимой силой воли он добьется такого успеха, который признает мир – и в первую очередь Стефани. Последующими метаморфозами Тед стал сродни героям Горацио Элджера[10].

В Макмахон-Холл он возвращаться не хотел. Слишком много воспоминаний о Стефани. Вместо этого он бродил по Университетскому кварталу, стучался в двери старинных домов по улицам к западу от кампуса, приветливо представлялся студентом-психологом и говорил, что ищет комнату.

Фреду Роджерс, пожилую даму, жившую с мужем Эрнстом в аккуратном двухэтажном доме номер 4143 по 12-й Норд-Ист-стрит, Тед очаровал. Она сдала ему большую комнату в юго-восточной части дома. За пять лет Тед из жильца стал Роджерсам почти сыном. Тед пообещал не слишком здоровому Эрнсту помогать по хозяйству и в саду. И слово сдержал.

Тед позвонил давней знакомой по сиэтлскому яхт-клубу Беатрис Слоан. Ей он показался все таким же – авантюристом, строящим блестящие планы на будущее. Тед рассказал, что побывал в Филадельфии, встретился с богатым дядей, а сейчас направляется в Аспен, Колорадо, работать лыжным инструктором.

– Тогда я свяжу тебе лыжную шапку, – тотчас откликнулась Беатрис.

– Не стоит. У меня есть лыжная маска. Но мне надо добраться до аэропорта.

Миссис Слоан довезла Теда до аэропорта и проследила, как он сел на рейс в Колорадо. Ее слегка удивила дороговизна лыжного снаряжения Теда. Она знала о его трудностях с деньгами, но снаряжение было самым лучшим.

Зачем Тед отправился в Колорадо, неясно. Его не ждала ни работа лыжного инструктора, ни даже ее обещание. Возможно, ему хотелось увидеть лыжные курорты, которыми восторгалась Стефани. В Вашингтонский университет Тед вернулся точно к началу осеннего семестра.

В психологии Тед, казалось, обрел себя. По физиологической психологии, социальной психологии, дрессировке животных, статистическим методам, психологии развития, девиантной личности и девиантному развитию он получал пятерки и изредка четверки. Молодой человек без планов и целей стал примерным студентом.

Преподаватели его любили, в особенности Патришия Луннеборг, Скотт Фрэйзер и Рональд И. Смит. Три года спустя Смит написал Теду рекомендательное письмо для поступления в юридическую школу университета Юты. Вот его фрагмент:

«Мистер Банди, несомненно, один из лучших студентов бакалавриата нашего учебного заведения. Но лично я причислил его к 1 % моих лучших студентов бакалавриата как Вашингтонского университета, так и университета Пёрдью. Он чрезвычайно одарен, привлекателен, целеустремлен и добросовестен. Ведет себя он скорее не как студент, а как молодой специалист. Способен упорно работать, а пытливость его ума делает общение с ним приятным… В результате, как специализирующийся на психологии студент бакалавриата, мистер Банди крайне заинтересовался изучением психологических переменных, влияющих на решение присяжных. В настоящее время мы вместе ведем исследования в этой сфере.

Должен признать, я сожалею о решении мистера Банди предпочесть карьеру на юридическом поприще продолжению профессиональной подготовки психолога. Наша потеря – ваша находка. Не сомневаюсь, что в юридической сфере мистер Банди проявит себя и как студент, и как профессионал. Безоговорочно вам его рекомендую».

Для хороших отношений с преподавателями Теду ничего кроме академических успехов не требовалось. Но Тед зачем-то сказал профессору Скотту Фрэйзеру, что был приемным ребенком и все детство постоянно менял приемные семьи. Фрэйзер это запомнил и впоследствии искренне удивлялся, что Тед его обманул.

Тед нередко заходил в бары университетского квартала выпить пива, а то и виски. 26 сентября 1969 года в «Сэндпайпер Таверн» он встретил главную женщину следующих семи лет своей жизни.

Звали ее Мег Андерс*. Как и Стефани, Мег была на несколько лет старше Теда. Молодая разведенная мать с трехлетней дочерью Лиэн. Мег была миниатюрна, с длинными каштановыми волосами, не ослепительно красива, но миловидна и выглядела моложе своих лет. Дочь знаменитого врача из Юты, она понемногу приходила в себя после разрушительного брака, развалившегося, когда она узнала, что ее муж – осужденный преступник. Мег развелась, забрала дочь и переехала в Сиэтл, чтобы начать новую жизнь. Устроилась секретаршей в один из колледжей Сиэтла. Знакомых, кроме Линн Бэнкс, подруги детства из Юты, и сотрудников колледжа, у нее в городе не было.

Поколебавшись, Мег все же позволила Теду угостить ее пивом, и красивый молодой человек, рассказывающий о философии и своих планах на будущее, ее очаровал. Она дала ему номер телефона, но звонка не ждала. И когда он позвонил, Мег обрадовалась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное