Убийца с медальоном святого Христофора

Камерин кивнула, не оборачиваясь. Ей захотелось вернуться в детство, туда, где никто не уехал и не умер, а горы были сделаны из карамели. Знакомая обстановка и присутствие бабушки действовали успокаивающе. Камерин подняла голову: бабушка, подвязанная красным клетчатым фартуком, улыбнулась ей.

— Что с тобой, девочка моя? Расскажи мне, что тебя мучает.

— Не знаю, смогу ли, — прошептала Камерин.

— Попытайся.

— Ханна… — Камерин сглотнула навернувшиеся слезы. — А если бы это я умерла? Ты могла бы… смогла бы найти ее? Ты знаешь, где она?

— Уж не из-за нового ли помощника шерифа возник такой внезапный интерес к матери? — Бабушка внимательно вглядывалась в лицо Камерин. — Ну-ну, незачем делать удивленный вид. Патрик рассказал мне о встрече с Кроули. У парня есть для тебя весточка от Ханны, и ему не терпится передать ее. Мне это не совсем по душе, но что поделать? Я всегда говорила Патрику, что все тайны, особенно семейные, со временем всплывают на поверхность. Знаю, тебе хочется получить ответы на вопросы, но спрашивать надо не у меня. Отец приедет, с ним и поговоришь.

— А с тобой почему нельзя?

— Потому, — сказала бабушка. — Он сам должен рассказать, что произошло.

Утром Камерин кусок в горло не лез. Бабушка протянула ей чашку кофе — синие вены на старческих руках извивались, как реки на карте, — и завела разговор:

— Надо поесть, Камми. Сколько ни мори себя голодом — толку не будет. На пустой желудок и голова не работает.

— Я не голодна.

Бабушка повела чашкой в сторону Камерин.

— У тебя сейчас — черная полоса в жизни. Не забывай, в тебе течет ирландская кровь, а мы, ирландцы, знаем, как держать удар. Если тебя сбили с ног — встань и продолжай драться!

— А если я не хочу драться? — ответила Камерин.

По дороге в школу она заметила трещину на тротуаре. Вспомнился детский стишок: «На трещину наступишь, мать свою погубишь». Камерин решительно ступила на трещину. Какая разница? Трещины на асфальте — всего лишь трещины. Матери бросают детей неожиданно и так же неожиданно возвращаются.

Столько лет Камерин молилась о возвращении матери — все без толку. И вдруг мать появляется — когда про нее уже и думать забыли! Ничего не разберешь в этой жизни…

Ранним утром воздух был по-зимнему холодным, и по дороге к дому Лирик Камерин плотнее запахнула ворот куртки.

Возле дома Лирик Камерин с удивлением увидела обшарпанный синий грузовичок. Из окна водителя вилась струйка дыма. В кабине, сгорбившись над рулем, сидела темная фигура — Адам! Лирик, стоявшая у грузовика, оживленно замахала, завидев Камерин.

— Опаздываешь! — крикнула она. — Мы тебя заждались. Сегодня нас Адам в школу отвезет, ладно? Давай быстрее — поможешь мне сережки выбрать.

Камерин поняла намек: они с Лирик часть разговоров вели с подтекстом.

— Конечно, помогу. — Камерин сухо кивнула Адаму и спросила: — Какие есть варианты?

— Кольца или бусинки, — ответила Лирик.

На ней была цветастая юбка с оборками по моде шестидесятых, широченное зеленое пончо вместо пальто и светло-коричневые башмаки на деревянной подошве. Камерин, как обычно, надела джинсы и простую блузку. Из украшений она носила только бирюзовое колечко на среднем пальце и сережки в виде играющего на дудочке индейца навахо.

Под пристальным взглядом Адама Камерин наклонилась к Лирик и прошипела:

— Адам-то что здесь делает?

— Не знаю, — прошептала в ответ Лирик. — Он позвонил вчера поздно вечером, сказал, что расстроен убийством Рейчел. Он же был в нее по уши влюблен. Вообще, у него куча каких-то проблем по жизни, и ему хочется о них поговорить. Он едва не разрыдался, а потом предложил подвезти меня, то есть нас, в школу… Ну, я не смогла отказать… — Лирик протянула ей две пары сережек. — Какие больше подходят?

— Кольца. — Камерин ткнула пальцем в кольца размером с браслет и тихонько добавила: — Я же с тобой поговорить хотела. Джастин…

— Да-да, поговорим обязательно, но не сейчас! Поехали, а то Адам на нас смотрит. Не хочу, чтобы он догадался, что мы его обсуждаем.

Бросив сережки с бусинками в рюкзак, Лирик закинула его на плечо и с трудом взобралась в кабину грузовичка. Камерин ничего не оставалось, как последовать за подругой, и она втиснулась на оставшееся место, вплотную прижавшись рукой к дверной ручке. Внутри было грязно: на приборном щитке — слой пыли, на полу — пустые жестянки, везде засохшие пятна краски, словно в кабине порезвился перемазанный красками ребенок.

Адам выбросил сигарету за окно и закрыл его.

— Это твой грузовик? — спросила Камерин.

— Отцовский. Отца нет в городе.

Под глазами Адама темнели круги, будто он неделю не спал.

— Адам, что стряслось? — спросила Лирик.

— Плохи мои дела, — сказал он, давая задний ход и выезжая со двора. — Очень плохи. Не знаю, что и делать.

— Ты о чем? Не стесняйся, нам ты все можешь рассказать, правда, Камерин?

Камерин нехотя кивнула.

— Черт, не знаю даже… Мне не к кому обратиться, вот я и подумал, что вы…

— Конечно! — заверила его Лирик. — Мы на твоей стороне.

— Мой босс, — едва слышно выдавил Адам. — Он не понимает…