Убийца с нежными глазами

— Нет, неправда. Если бы у меня было чувство ответственности, я бы столько не врала.

— Верно. Ложь. Теперь я припоминаю. Это у нас было общим, — сказал он.

Он снова посмотрел мне в глаза. Я похолодела от выражения его взгляда, пустой и ясный. Я помнила, как он был мне необходим. Я помнила, как глядела в его лицо и думала, что нет никого красивее его. Почему-то я никогда не ожидаю от своих знакомых какого-нибудь выдающегося таланта или способностей. Меня представили Дэниелу, и я тут же забыла о нем до того момента, когда услышала, как он играет. Тогда я посмотрела на него повнимательнее. Дэниел был женат на своей музыке, на свободе, на наркотиках и немного на мне. Именно на этом месте я стояла в его списке.

Казалось, от его кожи идет ощутимое сексуальное излучение, плывет по направлению ко мне, как дым костра, находящегося где-то далеко. Странная штука, но это так, когда спишь с мужчиной, с которым спала когда-то раньше, к нему не подходят старые правила. Производственная практика. Этот человек хорошо меня выдрессировал. Даже через восемь лет он все еще мог сделать со мной то, что ему удавалось лучше всего… он мог меня соблазнить. Я откашлялась, пытаясь сбросить с себя это настроение.

— Что у тебя с твоим психоаналитиком?

— Ничего. Она думает, что сможет привести меня в порядок.

— И это составная часть ее плана? Помириться со мной?

— Мы все ошибаемся. Это ее ошибка.

— Она влюблена в тебя?

— Сомневаюсь.

— Должно быть, еще не успела, — сказала я. На лице у него проявились ямочки, и он улыбнулся, но улыбка была ускользающей, недоброй, и я подумала, уж не задела ли я его больное место. Теперь он заволновался, поглядывая на часы.

— Мне нужно идти, — сказал он. Но собрал обе тарелки, ножи и вилки и отнес это все на кухню. Он обычно моет посуду сразу, когда готовит, так что ему немного оставалось сделать. В семь часов он ушел. Я услышала рев и скрежет машины, когда он завел мотор и поехал.

В квартире было темно. И ужасно тихо. Я заперла дверь на ключ. Приняла ванну, стараясь не мочить мои ожоги. Завернулась в одеяло и выключила свет. Проведя с ним время, я вызвала к жизни какие-то ископаемые чувства, следы былых эмоций, переживаний, ныне окаменевшие. Я изучала собственные ощущения, словно какие-нибудь образцы, из любопытства, не больше.

Быть замужем за наркоманом — это наибольшее приближение к абсолютному одиночеству. Добавьте к этому его хроническое непостоянство, и у вас получилась целая куча бессонных ночей. Есть среди них такие, что бродят и рыщут где-то ночи напролет, такие, которых не видишь очень долго. Лежа в постели, ты говоришь себе, что ты беспокоишься, как бы он опять не разбил машину, боишься, что он пьян или попал в тюрьму. Ты думаешь, что его переехали, ограбили или покалечили, что он вколол себе слишком большую дозу. На самом деле, ты боишься, что он у кого-то еще. Время идет. Время от времени ты слышишь, как подъезжает машина, но не его. К четырем утра у тебя в голове гремучая смесь из двух мыслей: ты хочешь, чтобы он пришел домой, и ты хочешь, чтобы его не стало.

Дэниел Уейд научил меня ценить одиночество. То, что я переживаю сейчас, просто ни в какое сравнение не идет с тем, через что я прошла, когда мы были вместе.

ГЛАВА 19

Поминальная служба по Олив была назначена на два часа дня в воскресенье в Унитарской церкви. Спартанская церемония, никаких излишеств в декорациях. Пускали только родственников и близких друзей. Было много цветов, но гроба не было видно. Полы были покрыты красной плиткой, блестящие и холодные. Резные скамьи были из полированного дерева, без подушечек. Из-за высоких потолков создавалось ощущение простора, но не было никаких украшений и икон тоже не было. Даже витражи в оконных проемах были просто кремового цвета с бледно-зеленым контуром виноградников по краям. Унитарианцы мало внимания обращают на такие вещи, как религиозное рвение, благочестие, покаяние или искупление грехов. Иисус и всевышний ни разу не упоминались присутствующими, ни у кого с губ не слетело «аминь». Вместо священного писания здесь читали труды Бертрана Рассела и Калила Гибрана. Человек с флейтой играл печальную классическую музыку и закончил мелодией подозрительно похожей на «Зовите клоунов». Не было никакого надгробного слова, зато священник долго и непринужденно рассказывал нам об Олив, призывая прихожан подняться с места и поделиться своими воспоминаниями об усопшей. Никто особенно не переживал. Я присела на скамейку где-то сзади в своем платье на каждый случай, не желая вмешиваться. Я заметила, что несколько человек повернулись в мою сторону, словно тем, что я подорвалась на бомбе вместе с Олив, я завоевала себе статус знаменитости. Эбони, Ланс и Басс вполне владели собой. Эш плакала, и ее мать тоже. Терри сидел в одиночестве в первом ряду, наклонившись вперед, спрятав лицо в ладони. Вся группа занимала не больше пяти первых рядов.