Это было единственным, что смогла сказать Хенли, потому что все у нее внутри сжалось. Она не видела своего отца Элайджу почти три недели, и его вид ее потряс. Он похудел. Кожа на шее как-то странно скукожилась, напоминая смятый платок. Вскоре шок сменился страхом, который чувствуют дети, понимая, что родители уже одной ногой в могиле.
Элайджа провел руками по волосам, в которых теперь было больше белого, чем седого. Его волосы выцвели еще сильнее, чем раньше, и торчали короткими неухоженными кудрями в разные стороны.
— Сегодня утром заезжал Саймон. — Хенли опустила ладонь на руку отца. Он тут же ее отдернул. — Почему ты не хотел его видеть? — мягко спросила она.
— Я не хочу видеть никого из вас.
— Папа! Позволь нам тебе помочь.
— Мне не нужна ваша помощь. Со мной все в порядке.
— Почему ты поменял замок?
— Чтобы ты и твой брат не заявлялись сюда, когда вам заблагорассудится. Я не ребенок.
— Никто и не говорит, что ты ребенок. Мы просто о тебе беспокоимся.
— Ну, со мной все в порядке. Ты меня увидела. Теперь можешь идти.
— Папа… Не надо… Ты можешь впустить меня по крайней мере на минуту?
— Я же сказал: нет!
— Хорошо. Хорошо. — Хенли ухватилась за косяк двери. — Я не буду заходить. Вот, возьми.
Она подняла пакеты из магазина и протолкнула их внутрь — дверь была раскрыта не полностью.
— Я понятия не имею, что у тебя в холодильнике. Ты вполне можешь питаться одними крекерами и сардинами, я-то знаю, — со злобой произнесла она. — Я купила самое основное: яйца, хлеб, ветчину, курицу и печенье с глазурью. Я знаю, что ты его любишь и…
Элайджа потянул пакеты на себя.
— Черт побери! — выругалась Хенли, когда дверь захлопнулась прямо у нее перед носом.
— Четырнадцать часов, — произнес Роб, не поднимая головы от ноутбука.
Он сидел за кухонным столом, временно превратив это место в свой офис, пока строители завершали работу в сарае за домом. Тогда он пойдет работать туда. Он специализировался на финансовой журналистике и выбрал удаленную работу, вместо того чтобы попасть под сокращение и просто положить причитающуюся ему выплату на банковский счет. Раз в неделю он выходил из дома, чтобы отправиться на Олд-стрит и почтить своим присутствием студию одного бизнес-канала, где участвовал в обсуждении главных финансовых новостей. Подобное положение дел устраивало и Роба, и Хенли, но он все равно хотел, чтобы она была дома. Луна, смесь восточноевропейской овчарки, лабрадора и еще кого-то, спала под столом. Застекленные створчатые двери на улицу были открыты, но дневная духота все еще висела в воздухе, вместе с запахами жасмина и жимолости, растущих в саду. Но эти приятные ночные ароматы конца лета не могли перебить вонь разлагающейся плоти, которая преследовала Хенли с тех самых пор, как она увидела туловище с отрезанными конечностями на ступенях Уотергейт-степс.
— Ты ушла из дома утром в начале восьмого, а возвращаешься в двадцать одну минуту десятого.
— Роб, у меня был очень трудный день…
— У тебя был трудный день? Мне пришлось забирать Эмму из детского сада, потому что ей стало плохо.
— Я послала тебе сообщение, спрашивала, как она себя чувствует.
— Ей не нужно твое сообщение. Ей нужна мать.
— Давай без этого, — сказала Хенли, ставя сумку на столешницу и направляясь к холодильнику.
Роб не был настолько эгоистом, чтобы готовить только для себя. Хенли достала тарелку от «Пирекс»[15]
, покрытую пищевой пленкой. На ней лежала курица, тушенная в чесноке и меде, с рисом и брокколи. Она убрала тарелку назад и закрыла дверцу холодильника. Вначале ей нужно было принять душ и смыть с себя другую пленку — тонкую пленку смерти, которая, как ей казалось, покрывала все ее тело, а также запах неудачи, который преследовал ее с той минуты, как она вышла из дома отца. Она задумалась, сможет ли Роб почувствовать, что она снова взялась за расследования.— Я заезжала к отцу, — сообщила Хенли.
— О-о, — выражение лица Роба немного смягчилось. — И как он?
— Плохо. Он отказался впустить меня в дом.
— Это совсем не здорово. И что ты собираешься делать?
— Не знаю. — Хенли снова открыла дверцу холодильника и достала бутылку вина. — Придется поговорить с Саймоном, но… Не знаю.
— Послушай, я в курсе, что у тебя проблемы с отцом, но ты могла хотя бы позвонить и предупредить, что будешь поздно. И было бы неплохо, если бы ты извинилась.
— За что? — спросила Хенли, доставая винный бокал из серванта. — За то, что ездила проведать отца?
— Нет, конечно, нет. Я только хотел сказать…
— Ты хочешь, чтобы я извинялась за то, что хожу на работу? Я
Хенли пожалела, что сказала это, как только слова вылетели у нее изо рта.
— И что дальше? Я просто сижу дома, эдакий домохозяин — приглядываю за нашим ребенком и варю варенье, пока ты на работе.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду. Я знаю, что ты делаешь, и… ценю это. Я знаю, как ты стараешься. Но мы ходим кругами, обсуждая это.