Мой адвокат сказал, что обвинение в краже на самом деле было выдвинуто из-за Шоукросса. Местная полиция хотела привлечь внимание общественности, ясно? Прокурор попросил меня признаться в хранении краденого имущества, но я не стала это делать, потому что не знала ни о каком украденном имуществе. Мясо есть мясо, так? Как кто-то может доказать, какие куски украдены, а какие нет?
Нас продержали всю ночь и отпустили под залог. Полицейские предупредили, что я могу получить за это год тюрьмы. Что будет делать моя семья, пока меня не будет? Как они будут питаться? Мы заплатили штраф в пятьдесят долларов за нарушение общественного порядка. Я все еще жду извинений.
После этого я стала немного мягче относиться к своим детям. Если убийство не считается преступлением в Уотертауне, то как могла быть преступлением кража? Как это может быть преступлением – брать еду, когда у тебя нет другой возможности поесть? Я пошла против закона, потому что от него никакой пользы.
Раньше я настраивала своих детей против воровства. Теперь уже нет.
Как и Хелен Хилл, Мэри Блейк планировала примириться с потерей своего ребенка.
– Я знаю, что Джек не умер, – объяснила она. – Но если это так… что ж, я воссоединюсь с ним, когда умру. Я
Несмотря на все свои трудности, Мэри сохраняла непоколебимую веру в целительную силу любви. Она могла бы перечислить все добро, когда-либо сделанное для нее и ее семьи с тех пор, как они с матерью собирали мусор на свалке сернистого шлака.
– Вам бы стоило побывать здесь во время снежной бури 77-го, – она хлопнула в ладоши. – Люди проявляли такую любовь. Снегоходы привозили нам еду, магазины доставляли продукты по воздуху. Это было
Она вспомнила о любовной связи с богатым отцом своего покойного сына и продиктовала его номер телефона.
– Я не звонила ему восемнадцать лет, – сказала она, проводя пальцами по телефону. – Просто хочу спросить его: «Боб, ты уверен, что не знаешь, что случилось с нашим маленьким мальчиком?» – Она понизила голос. – Случилось, думаю, вот что. Боб куда-то увез Джека и не хотел, чтобы его жена узнала.
Поскольку Мэри сомневалась в том, что кости и волосы, предоставленные властями, принадлежат ее сыну, она перестала посещать его могилу. Могила эта находится на краю Уотертаунского кладбища, где зажата между могилами, подписанными «Лиланд Паркер» и «Уильям Л. Говард» и помечена голым металлическим стержнем, торчащим из земли на десять сантиметров.
– Раньше там была маленькая табличка с именем, – объяснила Мэри. – «Джек О. Блейк, 1961–1971». Кто-то украл ее на память. Для меня это еще один знак того, что Джека вообще там нет.
В начале 1992 года у Мэри случилось несколько неожиданных событий в своей продуваемой сквозняками квартире над итальянским рестораном. Несмотря на долгие часы, которые она провела, глядя в окно, ее убитый сын так и не вернулся. Однако во время одной из тех необъяснимых перемен, которые делают семейную жизнь непредсказуемой, ее спутник-алкоголик твердо отказался от прежней вредной привычки и даже остался верен своему зароку; ее сын, малыш Пит, последовал его примеру и начал искать работу; другие члены семьи отвергли наркотики и воровство, а младшая дочь, двадцатипятилетняя Пэм, поступила в школу косметологии. Блейки с нетерпением ждали чего-то нового и свежего в своей истории: роста доходов.
Годы в роли главы семьи научили Мэри взвешенно смотреть на разворачивающиеся события и не ждать чудес. «Никогда не знаешь, что случится завтра», – философствовала она. Ее отпрыски могли как стать законопослушными, так и вернуться к воровству; она была готова к любому развитию событий. Но тогда впервые с тех пор, как маленький Джек навсегда ушел из дома, она ощутила поддержку и приободрилась. Это было обещание лучшей жизни. Это была надежда.