Убийца (СИ)

Я метнулся в сторону, увяз ногами в сыпучей дряни и едва не угодил под удар песочной булавы. Магик дико захохотал, а его творение шустро приблизилось, поднимая оружие для нового удара. Стоили мне сосредоточиться на оружии, как тварь пнула ногой.

Удар вышел скользящий, но хватил и того, чтобы правый бок онемел, а во рту появился привкус крови. То ли от удара, то ли устав издеваться над хозяином, но меч освободился из плена. Да и удар очень удачно отбросил меня почти к самому врагу.

Песочный монстр быстро развернулся и скользнул вперёд, опуская дубину вниз. Рядом хохотал, брызгая слюной бородатый чародей и его глаза сверкали ярче солнца. Песочная булава плюхнулась о землю за моей спиной. Я кувыркнулся вперёд, едва не сломал левое запястье и оказался перед воющим чародеем.

Пылающие глаза уставились на меня, и я быстро полоснул мечом по горлу волшебника, отхватив заодно большой кусок заплёванной бороды. Магик булькнул и свалился на колени, пытаясь зажать ладонями рану. А я слишком поздно сообразил, что тень, упавшая на меня, грозит большими неприятностями.

В самый последний миг я посмотрел вверх и увидел, что голем превратился в огромную гору песка. И эта гора рушится прямиком на меня. В следующее мгновение сокрушительный удар отправил меня в страну вечного мрака.

Глава 10

10.

А как утро настало,

Как девица не спала,

Как любовника ласку она вспоминала.

А как утро настало,

А как смерть всё шептала,

Как уснуть навсегда она приглашала.

Казнь убийцы.

Нет, как выяснилось, как раз мрака тут и не было. Возникло ощущение, будто я сижу над рекой и рассматриваю что-то в её переливающихся водах. Точно отражения быстро летящих облаков. Впрочем, у этих имелись чёткие очертания и в них я угадывал лица людей и даже события.

Чёрт побери, я рассматривал собственную жизнь! Причём, именно ту её часть, которую так не хотел вспоминать. Почему последнее время и сны, и видения упорно возвращали к тому прошлому, которое я долго и упорно пытался выбросить из памяти? Если высшие силы пытались мне что-то втолковать, им следовало выражаться яснее. Например, прогромыхать с небес приказ или прислать говорящих единорогов.

Или эти видения пророчат близкую гибель? У меня был знакомый ассассин, который и научил меня использовать шоганы. Странный такой парень, с коричнево-жёлтой кожей и узкими глазёнками. Мы с ним шатались по Западному Бортвину и как-то он принялся рассказывать, что последние дни ему снится детство. Смеялся, вспоминал шалости и наказания за них. Через пять дней его убили. Нелепая смерть от случайной стрелы.

Это ждёт и меня?

Образы в призрачных водах становились всё отчётливее, так что я уже не сомневался, кого вижу. Вот – Синург, средний брат. Всегда спокойный, рассудительный и доброжелательный. Единственный доброжелательный, из всей семьи. Брат был чуть выше меня и чуть ниже старшенького. На впалых щеках – следы от Чёрной напасти. Тёмное облако, из которого появился брат, внезапно облепило его тело, обратившись монашеской сутаной. Ну да, Синург обучался в семинарии и стал монахом.

Маранга Верзин, моя мать. Холодная красавица, предпочитающая беседы со святым отцом всем остальным развлечениям. Шли слухи, дескать не всё так чисто в этих беседах один на один. Отец тщательно проверил, убедился во лжи сплетников и вздёрнул всех. Больше кривотолков не было.

Мать ровно относилась ко всем своим сыновьям. Ровно, значит – равнодушно. Думаю, не будь такой нужды, она бы и вовсе не заводила детей. Но даже в её равнодушии имелись нюансы. Синург определённо занимал место любимчика и часто сопровождал мать. Старшего она терпела в силу того, кем он был должен стать. А я родился третьим и терпеть меня не требовалось.

Лафед Верзин. Невысокий коренастый мужчина с таким тяжёлым взглядом, что, когда он смотрел на тебя, казалось будто в лицо дует ураганный ветер. Отцу достаточно было бросить взгляд на любого болтуна и тот немедленно умолкал, бледнел и выглядел испуганным. И это при том, что отец никого и никогда не наказывал без веской причины.

Невзирая на скромный рост, отец обладал чудовищной силой. Я сам видел, как он с одного удара разрубил чучело рыцаря в полном боевом доспехе. Говорят, когда в молодости отец воевал с гуннами, те сразу же бежали, узнав, кто к ним идёт.

Монах отец недолюбливал. Возможно, отчасти тому виной было увлечение матери. Поэтому к Синургу отец относился с лёгким презрением. Старшего брата держал при себе и всячески поощрял во всех начинаниях. А там, где брат оказывался неправ, одёргивал, но очень мягко.

А я родился третьим. И как бы вовсе отсутствовал.

Нет, меня учили, учили не хуже остальных. Не гнали, если я приходил с вопросами и даже могли бросить некий полезный совет. Но всё это, как со смертельно больным: его могут лечить, но при этом отлично понимают: болезному – хана.