Убийца сидит напротив: как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков

Он описывает безрадостную жизнь: «Мама время от времени забирала меня к себе. А потом отдавала обратно [деду и бабке]. И когда я жил у них, то за что угодно: плохие оценки из школы принес, в пять утра не встал и курят­ник не убрал, короче, что-то сделал не так, как надо, - меня будили, вытаскивали за волосы во двор, привязывали к дереву и пороли. Обычно длинным кожаным ремнем, а однажды он и кнутом воспользовался».

Занимаясь этой работой, я научился разделять различные аспекты жизни обследуемых убийц. Имеется в ви­ду, что при всем отвращении к их преступным деяниям я в то же время способен испытывать глубокое сочувствие и сожаление по поводу перенесенного ими в детстве и юности. Ни один ребенок не должен испытывать то, что до­велось испытать Эду Кемперу и Тодду Колхеппу. Нетрудно понять, что неспособности Колхеппа устанавливать до­верительные отношения с людьми в большой степени способствовал его семейный анамнез - детство, большая часть которого прошла в отсутствие тепла и любви, откровенное неприятие, внезапное исчезновение из его жизни сводных сестренки и братика.

Тодд утверждал, что, когда его мать Реджи в очередной раз порывала с Карлом, она всегда пускалась на поис­ки другого спутника жизни: «Думаю, ей казалось, что она найдет мужика гораздо быстрее, если рядом с ней не бол­тается сынок».

Когда ему стукнуло двенадцать, он решил, что сыт по горло жизнью с матерью и ее родителями, и заявил, что хочет уехать в Аризону к родному отцу Биллу Сэмпселлу, которого не видел восемь лет и едва помнил. Примерно тогда же Реджи обставила его спальню новой мебелью, полагая, что так ему будет уютнее дома. Получилось иначе. Тодд сразу же изуродовал новую мебель с помощью молотка. По его словам, она была «девчачьей».

«Переборщил слегка, конечно, - согласился он в разговоре с Марией, - но мне было двенадцать, и я отчаянно хулиганил. Друзей нет, уехать бы куда-нибудь подальше от своих. Тогда мне казалось, что это хорошая идея. Мать расстраивалась из-за меня и из-за того, что я не жалую никого из ее ухажеров».

В конце концов она согласилась оправить его к Сэмпселлу.

«Вот я и переехал с консервативного Юга в Темпе, штат Аризона, где тепло, все бурлит и полно симпатичных студенток. У отца был ресторан "Знаменитые свиные ребрышки Билли" по типу ресторанов Тони Рома. Он им и за­нимался, присмотра за мной почти не было. Задирал всех подряд, гонялся за каждой юбкой, а когда мне случалось побыть рядом с ним, это было вовсе не то, чего я ждал. Мужик ни с того ни сего впадал в бешенство, как по щелчку. Я перестал скромничать, становился все более агрессивным».

Как рассказал Марии Билл Сэмпселл, Реджи «просто вытурила его оттуда и поставила меня перед фактом, со­общив, что он уже в самолете».

Тодд восхищался отцовским оружием и с упоением слушал его рассказы о службе в спецназе, которые на по­верку оказались выдумками.

Нет ничего удивительного в том, что у Тодда и Билла сохранились очень разные воспоминания об этом перио­де. «Я как-то подумал, что, мол, мы как-то вроде неплохо сочетаемся друг с другом. Мне не казалось, что есть ка­кие-то проблемы».

А потом Тодд изнасиловал свою соседку. Это изнасилование, совершенное в пятнадцатилетием возрасте, ста­ло ключевым фактором его превращения в убийцу. Относительно стресс-факторов он написал в протоколе:

«Папа уезжал на неделю и тем вечером должен был вернуться. Я знал, что по возвращении он мне за что-ни­будь врежет, бездельничал и прикладывался к бутылкам из домашнего бара. Я был зол и расстроен, действитель­но собирался только поговорить [с девочкой], убедить, что я самый подходящий для нее парень, да только все ис­портил. Не знаю, почему до такого дошло, но дошло ведь. Я хотел, чтобы хоть кто-то во мне нуждался».

Берусь утверждать, что, если бы не этот инцидент, жизнь Колхеппа сложилась бы совершенно иначе. Это не значит, что я оправдываю содеянное им, вовсе нет. Мой опыт изучения других преступников говорит о присутствии некой общей закономерности в процессе формирования и развития их личностей. Но давайте посмотрим, какие ма­териалы досье Колхеппа свидетельствуют в пользу моей точки зрения на его преступный путь.

Прежде всего это то, как он ответил на вопрос из протокола обследования о том, что могло бы удержать его от акта насилия:

«Соседи, учителя, школьные психологи и работники отцовского ресторана - все они были в курсе происходя­щего, все знали, каково мне приходится, что я в беде и очень скоро могу стать проблемой. Абсолютно все происхо­дило на виду. В любой момент любой из них мог притормозить, проявить интерес, предложить мне какую-то по­мощь. Вместо этого каждый кивал на другого. В то время я был готов к психотерапии».

Услышать подобное от осужденного преступника отнюдь не редкость. Но в случае Колхеппа, который, как сви­детельствуют все другие его ответы в досье, явно не пытался снять с себя ответственность за совершенные пре­ступления, это высказывание имеет особое значение. Он достаточно проницателен и видит, какие именно момен­ты его жизни были действительно поворотными.