Убийца со счастливым лицом. История маньяка Кита Джесперсона

– Хочешь чего-нибудь, сын? Шоколадку? Газировки?

Я взял «Сникерс» и кофе. Бетти продолжала выставлять на стол шоколадные батончики, стаканчики с кофе и упаковки мармеладок. Они напомнили мне о мармеладках, которыми мама украшала торты нам на дни рождения.

Отец начал с новостей, хороших и плохих, а потом перешел наконец к подлинной цели своего визита.

– Я чуть было не передумал ехать в этот раз, Кит, – сказал он. – Я плакал из-за того, что ты до сих пор винишь меня за то, что натворил. Но нет! Я все равно приехал повидать моего сына. Я должен любить моего сына, что бы он ни сделал.

Отец продолжал:

– Кит, когда ты писал, что я ударил тебя током в теплице, ты преподнес все так, будто серьезно пострадал. Сын, это же была шутка! Ты все неправильно понял. Там было не двести двадцать вольт, а двенадцать, это же освещение.

Мы оба знали, что это неправда, но я не стал спорить. Двести двадцать вольт подавалось на большие вытяжные вентиляторы. Я помогал подключать их. Отец говорил, что мог в шутку ударить нас, детей, разрядом на двенадцать вольт и никто не жаловался, потому что это было как щекотка. Я слушал и не возражал. Если ему от этого легче…

Это был обычный день в большом зале для свиданий. Для многих заключенных посещения становились смыслом жизни. Чернокожий парень резко разговаривал с посетительницей, белой девушкой. Он наклонился и плюнул ей в лицо, и охранник сразу взялся за трубку интеркома. Двое других охранников схватили мужчину, разговаривавшего с маленькой старушкой – наверное, его матерью. Видимо, ее заподозрили в передаче наркоты. Это означало, что свидание закончено, парню устроят телесный досмотр, а мать в следующий раз увидит сына только через стекло.

Отец все ходил вокруг да около, болтал не умолкая, но у него было еще что-то на уме. В конце концов он сказал:

– Сын, давай проясним кое-что раз навсегда. У тебя плохая память. Почему ты обвинил меня, когда тебя арестовали? Почему ты так поступил?

Я ему сказал:

– Видишь ли, мне не пришлось выдумывать, что ты был алкоголиком и не контролировал себя.

Он воскликнул:

– Тебе не следовало это говорить, черт побери! Конечно, я выпивал, когда был помоложе, но я никогда не был алкоголиком.

Я сказал:

– Пап, ты был каждый день пьян уже к полудню.

Я видел, как его перекосило, как будто он думал: Чертов ублюдок, как бы мне хотелось сейчас встать и врезать ему и преподать хороший урок. Я только этого и ждал. Однажды он сорвется. Он схватится за ремень. И я его завалю.

Он так разозлился, что его назвали алкоголиком, что весь затрясся. Я подумал, что положение у него и правда незавидное. Он утратил контроль надо мной и над всеми остальными в семье…

Он сказал:

– Сын, я до сих пор не могу поверить в то, что ты наделал. Наверное, ты был под наркотой.

Я отрицал, что употреблял наркотики, но отца это не убедило.

– Все сходятся во мнении, что серийными убийцами становятся из-за родителей, – сказал я.

Не это он хотел услышать!

Отец возразил:

– Разве ты не писал мне когда-то давно, что я был хорошим отцом и это не моя вина?

Я сказал, что отправил то письмо, потому что он меня попросил, чтобы всем его показывать. Он велел мне придерживаться этой версии, потому что она правдива.

Отец сказал:

– Тут не было вины твоей матери, и моей тоже не было. Во всем виновата эта штука у тебя между ног. Слава богу, твоя мать не дожила. Что бы она подумала о тебе, Кит?

– Мамы больше нет с нами. Она умерла, – ответил я.

Он спросил, что штат сделает с моим телом, когда я умру. Я ответил, что меня, наверное, сожгут вместе с мусором или подвесят во дворе, как пиньяту. Отец шутки не понял – смерть стала для него серьезным вопросом после того, как он узнал про свой рак простаты.

Я сказал ему развеять мой прах вдоль шоссе 90 из окна «Пита-379», обязательно фиолетового, с обтекателем на крыше и хромовым обвесом. И чтобы он был вымыт и отполирован воском. Потом я подумал: Он правда волнуется за мое мертвое тело или хочет завладеть и моим прахом?

Я проглотил еще один «Сникерс» и остаток мармеладок. У отца было пара вопросов насчет вождения грузовика, и я понял, что он до сих пор соревнуется со мной. Он начал рассуждать о переключении передач, а я поправлял его: «Там на самом деле пять скоростей, пап… потом переключаешься на вторую вместо первой… рычаг в центральном положении, двигается по восьмерке… тут включается другая последовательность, 12345678910. Называется супердесятка, тебе нужно на пониженную…»