Но хватит этих мыслей, сейчас не время. Надо сделать, как она сказала Лорку. Надо идти к Талвеону.
Всё ещё стоя перед зеркалом, но уже не за тем, чтобы разглядеть в себе «помутнения», Ярла расчесала волосы и заплела в косу. Наспех доела принесённый Саулиной поджаренный хлеб и полузасохший кусочек сыра, который со вчерашнего дня завалялся на столе, на дорогу сунула в карман яблоко. Обернула вокруг бёдер пояс с ножнами и кошелём, хотела уже из комнаты выйти, как вдруг услышала в коридоре негромкие голоса.
– Пустите… Да отпустите же!
– Брось ломаться, я таких, как ты, знаю, вам самим нравится… Пошли в комнату ко мне.
И опять:
– Пустите!..
Один голос знакомым показался. Ярла наклонилась к замочной скважине, выглянула. Совсем рядом говорят, может, рассмотреть получится, кто это… Вон, чуть дальше по коридору Саулина и какой-то хмырь с широченной спинищей, с толстыми ляжками – того гляди штаны лопнут. Кажись, уже мелькал он тут на днях, комната у него по соседству. Не то, что в отцы, в деды Саулине годится, а всё туда же – сгрёб и юбку девчонке задирает.
Но всё-таки помедлила Ярла, чтобы лучше ситуацию понять. Ну бывает же такое: «Пустите», – девица твердит, а сама хихикает. Пожалуй, обидится, если и правда её отпустят.
Но здесь явно не тот случай. Саулина по-настоящему вырывается, вцепилась в волосатую ручищу, которой толстяк её за талию облапил, хочет от себя отодрать. И в голосе – нотки яростные, уж никак не игривые слышатся. Ну да, с таким-то уродом кто заигрывать станет? Разве которая на деньги его позарится; он не из бедных, судя по одежде. Да только Саулина не позарилась бы.
Но хотя и яростный голос, громко закричать, на помощь позвать девушка боится. Гордость не даёт. А вдруг решат, что сама повод дала, вдруг её же обвинят, как те две мадамы кружевные – случайно услышанные вчера слова их, «развратная девица» и прочее, тут же всплыли в Ярлиной памяти.
А что ещё мадамы говорили? Насчёт хозяев постоялого двора?.. Может, действительно господа Тиверо не прочь, чтобы служанка ко всей своей работе дополнительно ещё и желающих постояльцев развлекала? С них и станется… Вывеску-то приличную нацепили на своё заведение, но вывеска – одно, а что внутри заведения делается – это другое. Потому и не хочет девушка, чтобы знали они о её сопротивлении, не повышает голос.
Пригляделась Ярла к непрошенному Саулининому ухажёру, насколько замочная скважина позволяла. Ну, на такого увещеваниями точно не подействуешь. Вон какой здоровый голодный дух, похотливый инкуб, с ним рядышком вьётся.
«Видать, такого инкуба, но уже освободившегося, отец Воллет Лорку в отцы прочит», – подумалось невольно. – Да только свободному инкубу совсем не то надо, не физической любви. А как всем голодным – убить, жизненную силу выпить.
Так… теперь – лишь бы дверь не заскрипела, не спугнула кавалера раньше времени. Да вроде не должна, не скрипела прежде.
Мягко толкнула Ярла дверь – та беззвучно отворилась. И не заметили оба постороннего присутствия: толстяк из-за того, что только своё пыхтение и сопение слышал, а Саулина – потому что он ей обзор загораживал.
Шаг – бесшумный, ещё… Пожалуй, если сразу сильно больно этому хмырю сделать, руку, например, за спину вывернуть, так разорётся на весь дом. Ни к чему оно… По-другому действовать будем.
Тихо приблизилась Ярла к толстяку сзади, и одновременно одной рукой рот ему зажала, другой кинжал из ножен вытащила, уткнула в спину. Прошипела в самое ухо:
– Отпусти девчонку. – А тот уж и сам отпустил, взмахнул нелепо руками в воздухе. – Спокойно стой.
Саулина, нежданно свободу обретя, отступила на шаг, во все глаза на происходящее уставилась. И мстительная радость мелькнула во взгляде, но разве её за то осудишь? Потом догадалась, поспешила к лестнице – сторожить, не идёт ли кто.
Здоровяк вздумал было дёрнуться.
– Слушай и запоминай, – так же, шёпотом, продолжала Ярла. – К ней больше не суйся. Она ведь ясно сказала: знать тебя не хочет. Давай уж, пошевели своими жирными мозгами, чтобы это до тебя как следует дошло.
Громила завозился снова. Чувствовал, что рука, его схватившая – не самая сильная, не самая большая рука. Но чувствовал и упирающееся в спину лезвие. Хотя и плашмя оно упиралось, чтобы царапины не оставить, но всё равно ощутимо было.
– Теперь я тебя отпущу. И ты к себе в комнату пойдёшь. А потом лучше всего тебе отсюда на другой постоялый двор убраться.
Конечно, не послушался он. Только почувствовал свободу – развернулся, вперился в Ярлу взглядом маленьких свинячьих глазок. Худшие его подозрения подтвердились: женщина угрожала ему. И нож-то как будто исчез, как будто и не было его… На самом-то деле не исчез никуда, за рукавом прятался, потому что Ярла его обратным хватом держала. Но толстяк оружия не видел и осмелел:
– Да ты как посмела?! Ты кто такая?..
От злости чуть не задыхался, но голоса не возвышал – не хотел скандала. Но и смириться с положением, которое ему представлялось особенно позорным, не желал. Имел глупость на Ярлу надвинуться, словно одной своей массой её собрался подавить.