Убийца теней

Смиренно, но с достоинством поприветствовал Лорк стражника, который из караульной будки по ту сторону ворот вышел, объяснил, кто он такой и зачем явился. Стражник не удивился, привычный. Ко всем узникам приходят двухбережные братья: покаяние преступника принимать – дело праведное. А уж тех, кто за разные виды отступничества в тюрьму посажен, чаще всего навещают. А этого Талвеона, самого худшего еретика, чуть не каждый день. И бывает, что вот так, особо: один брат десять или больше заключённых обойдёт да удалится, а потом другой отдельно к Талвеону Эйрскому является.

Привычный стражник, но это не значит, что даже такого посетителя без обыска пропустит. Извинился, правда:

– Вы уж простите, святой брат…

Но дело своё сделал, похлопал по бокам, по рукам, по ногам, по спине да по груди. Карманы вывернуть велел. У братьев своя работа, а у него своя. Если пренебречь – мало ли, кто под видом двухбережника в тюрьму явится. Может, подельник какого заключённого, побег устроить решил? Некоторых-то братьев в лицо стражник знает, а этого вот, например, молодого, видит в первый раз.

В самой тюрьме другой стражник Лорка встретил, повёл. Коридоры полутёмные – где-где на стене факел коптящий прилажен. И узкие, но не настолько, чтобы человека, точно посередине идущего, заключённые сквозь решётчатые двери достать могли. Лорк, шагая, смотрел себе под ноги. Почему-то не хотелось видеть ему, сколько там, за этими решётками, народу. Но голоса слышал, иногда даже окрики, смех. Провожатый стражник на всё это приказаниями молчать отвечал.

Талвеон, как особо опасный преступник, не на первом этаже, а на втором. Тут камеры не для мелких воришек, не для дебоширов, которые с перепою в драку лезут. За двойными дверями: верхняя сплошь железная, а уж вторая, за ней – решётчатая. Верхнюю-то Лорков провожатый и отпер, отворил. Крикнул:

– Эй, ты, просыпайся! Святой брат пришёл к тебе.

Кому, только догадываться можно. Но вот завозилось что-то в тёмной тесноте камеры. Лорк глаза напряг, никак к здешнему полумраку привыкать не желающие. А внутри Талвеоновой камеры даже и не полумрак, а мрак настоящий: окошечко крохотное под самым потолком частой решёткой забрано.

Стражник уйти собрался: о чём посетители с узниками во время свиданий говорят, слушать не полагается. Тем более когда двухбережники приходят. Преступник, случается, покаяться желает, а это таинство, кающегося да святого брата дело. Но на всякий случай стражник Лорка предупредил:

– Если что, я, это, рядом. Вы совсем-то близко к решётке не подходите…

Лорк кивнул. И впервые подумал, что, может, действительно опасное это дело: преступника к покаянию склонять. Хотя и не убийца этот Талвеон Эйрский, не разбойник.

Стражник, впрочем, как и обещал, недалеко ушёл, тут же, в коридоре остался, в конце его. А Лорк у Талвеоновой камеры – в середине. Но всё-таки почти один на один они – святой брат и отступник.

Дрогнуло вдруг что-то у Лорка в груди, холодом изнутри обдало, оборвалось: отступник… отступник… Промелькнуло мгновенным воспоминанием всё только что в библиотеке пережитое. Испугался: вот сейчас заговорить надо, а если не сможет он? Если не послушается голос, слова с языка не пойдут? Да и что говорить-то? Как к еретику обращаться?

– Брат Талвеон…

Увереннее прозвучало, чем рассчитывал. Негромко, но спокойно почти. Но лишь на один момент спокойствие это. А в следующий ударилось что-то о решётку изнутри камеры. Нет, не что-то – кто-то. Талвеон с силой, всей тяжестью навалился на неё. Лорк от неожиданности вздрогнул и назад отшагнул. И улыбку на лице узника увидел.

Да, так и разглядел его впервые – с улыбкой на губах. Из мрака камеры неверные отсветы коридорного факела выхватили руки, в перекрестья прутьев вцепившиеся, и лицо. Глаза пронзительные, синие. Только эти глаза, кажется, в первый-то миг и видел Лорк, больше ничего не замечал – ни спутанных прядей волос, ни отросшей по грудь бороды, ни измождённости лица узника. И зловония, исходящего из камеры, не чувствовал. Только взгляд, и ещё сила… Удивительная какая-то, будто на расстоянии ощутимая… но разве возможно это, на расстоянии силу человеческую ощущать?..

«И вот этот человек в тюрьме год просидел? – мелькнуло в мыслях. – Не сломило его заточение, взгляд его не потускнел, и сила эта неизъяснимая…»

Мгновение-другое длилось это, пронизывал насквозь Лорка взглядом узник. Не то с изумлением, не то с насмешкой, не понять.

– Братом называешь… – утверждение? вопрос? Голос хрипловатый, но не дрожащий. – Вот ведь какого прислали сегодня…

И – закончилось. Разжались руки, сполз Талвеон на пол. Теперь понятно уже, что если и не сломила, то измотала его тюрьма.

Лорк, не желая почему-то сверху вниз смотреть на этого человека, уселся, поджав ноги, не думая, подобает ему это или нет.

– Не хотите ли покаяться в своих грехах, брат Талвеон? Творец мира не отвергнет искреннее покаяние…