Убийца во мне

Джим Томпсон Убийца во мне

1

Я доел пирог и пил вторую чашку кофе, когда увидел его. Заслоняя глаза ладонями и щурясь от света, он заглядывал в окно ресторана с того края, который был ближе к станции. Он увидел, что я наблюдаю за ним, и его лицо тут же растворилось в темноте. Однако я знал, что он все еще там. Я знал, что он ждет. Эти бродяги всегда считают меня простофилей.

Я зажег сигарету и слез с табурета. Официантка, новенькая из Далласа, смотрела на меня, пока я застегивал китель.

— Ой, да у вас даже нет пистолета! — воскликнула она таким тоном, будто сделала открытие.

— Нет, — улыбнулся я. — Ни пистолета, ни дубинки — ничего в этом роде. А зачем?

— Но вы же полицейский, я имею в виду — помощник шерифа. А что, если какой-нибудь проходимец попытается убить вас?

— У нас здесь, в Сентрал-сити, мало проходимцев, мэм, — ответил я. — Как бы то ни было, люди есть люди, даже если они встали на неправильный путь.

Если ты не причинишь им вреда, то и они ничего тебе не сделают. Они прислушаются к голосу разума.

Она покачала головой. Ее глаза расширились от благоговейного страха. Я неторопливо направился к кассе. Хозяин подвинул ко мне сдачу и положил сверху парочку сигар. А потом еще раз поблагодарил меня за то, что я занялся его сыном.

— Теперь, Лу, он стал совсем другим, — добавил он, растягивая и соединяя слова в характерной для иностранцев манере. — По ночам сидит дома, хорошо учится в школе. И все время говорит о вас — мол, какой замечательный человек наш помощник шерифа Лу Форд.

— Да я, в общем, ничего и не сделал, — сказал я. — Просто поговорил с ним. Проявил интерес. Любой мог бы сделать то же самое.

— Нет, только вы, — возразил хозяин. — Потому что вы хороший, и люди рядом с вами становятся лучше. — Он готов был и дальше петь мне дифирамбы, но у меня не было желания выслушивать его. Я облокотился на стойку, скрестил ноги и медленно затянулся сигарой. Хозяин мне нравился в той же степени, что нравились другие люди, — однако он был слишком хорош, чтобы просто так уйти. Для меня наслаждение — общаться с такими, как он, вежливыми, умными.

— Вот что я вам скажу, — медленно проговорил я, — я смотрю на это так: человек получает от жизни не больше, чем вкладывает в нее.

— Гм, — промычал хозяин, забеспокоившись. — Думаю, Лу, вы правы.

— Знаете, Макс, на днях я долго размышлял, и вдруг мне в голову пришла одна поразительная мысль. Пришла совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба. Ребенок творит взрослого. Вот так. Ребенок творит взрослого.

Улыбка на его лице стала натянутой. Я слышал, как скрипят его ботинки; — он нервно переступал с ноги на ногу. Если на свете и есть что-нибудь хуже зануды, так это сентиментальный зануда. Но кто посмеет взять и оборвать милого, дружелюбного парня, который готов по первому твоему слову снять с себя последнюю рубаху?

— Думаю, мне следовало бы стать профессором в колледже или чем-то в этом роде, — продолжал я. — Даже во сне я продолжаю решать проблемы. Взять хотя бы ту жару, что была несколько недель назад. Многие считают, что жарко от жары. А на самом деле не так. Жарко, Макс, не от жары, а от влажности. Уверен, вы не знали об этом, я прав?

Хозяин прокашлялся и пробормотал, что его якобы ждут на кухне. Я сделал вид, будто не расслышал.

— А вот еще кое-что, касающееся погоды, — не унимался я. — Все говорят о ней, но никто ничего не делает. Возможно, так и лучше. В каждой туче застревает лучик солнца, во всяком случае, я так понимаю. Нет худа без добра. Я хочу сказать, что если у нас не было бы дождя, то не было бы и радуги, верно?

— Лу…

— Ладно, — махнул я рукой, — полагаю, мне пора уходить. У меня масса дел, надо кое-где побывать, а торопиться не хочется. По моему мнению, спешка до добра не доводит. Я люблю оглядеться, прежде чем прыгнуть.

Я говорил ни о чем, но делал это намеренно. Удар, нанесенный таким вот способом, разит не слабее настоящего удара. Того удара, который я пытался забыть — и это мне почти удалось, — до тех пор пока не встретил ее.

Я думал о ней, когда вышел в холодную ночь, типичную ночь Западного Техаса, и увидел поджидавшего меня бродягу.

2

Сентрал-сити был основан в 1870 году, но настоящим городом стал всего десять — двенадцать лет назад. До этого он был перевалочной станцией для транспортировки скота и хлопка. Родившийся здесь Честер Конвей превратил его в штаб-квартиру своей компании «Конвей констракшенз». Однако город все равно больше напоминал придорожный поселок. А потом случился нефтяной бум, и буквально за одну ночь население увеличилось до сорока восьми тысяч.

Город лежал в маленькой долине среди холмов. Приезжим места не хватало, поэтому они расползлись во все стороны, понастроили дома и открыли офисы. В конечном итоге они рассеялись чуть ли не по трети округа. Это вполне обычная ситуация для стран, где процветает нефтедобывающая промышленность, — в любой глуши можно увидеть множество таких городков. У них нет четко очерченной границы, полиция — так, парочка констеблей. Охраной порядка в городе и округе занимается шериф.