— Да вы послушайте, что он плетет! — вскричал Анджело. — Вот, спросите у Антуана…
Дутый полицейский забрал у него из рук обрез.
— Ты слишком нервный, чтобы играть такими игрушками, — пояснил он.
Теперь я ясно видел, что сделал верный ход, обвинив Анджело: я посеял в их рядах сомнение.
— Он врет! — завопил Анджело, чувствуя, что мысль получает дальнейшее развитие в головах его дружков. — Он говорит что попало, лишь бы свалить все на меня! Вы же знаете, я вас ни разу не подводил… А ведь иногда это было ох как нелегко…
— Честных людей вокруг сколько угодно, Анджело… — сказал я. — Все мы честные, пока речь не заходит о сотне миллионов!
Я зарабатывал себе все новые очки. Я поджаривал этому подонку задницу на медленном огне, и он плавился, как сыр.
— Ну, это уже вообще! — сорвался он. — Еще одно слово — и я его удавлю!..
— Спокойно! — отрезал Мейерфельд.
Он встал напротив меня — правда, достаточно далеко: чтобы я до него не дотянулся.
— Вы сказали, что деньги были в багажнике?
— Конечно. Ведь не стал бы я убегать с пустыми руками! Они были в ящике из-под печенья, под брезентом. Под зеленым брезентом, грязным таким!
Насчет брезента я сказал нарочно. Я помнил, что в багажнике "кадиллака" он действительно был. Мейерфельд наверняка его видел, и это должно было показаться ему подтверждением моих слов.
Что-то подсказывало мне, что я на верном пути. Мейерфельд ни за что не позволит убить меня до того, как деньги будут найдены. Я не представлял себе, как выберусь из такого тупика, но, как это ни странно, присутствие полумертвой от страха Сказки придавало мне силы и даже что-то вроде оптимизма.
— Надо разобраться, — нетерпеливо проговорил усатый.
Бедняга Анджело бешено вращал глазами.
— Не думай, Капут, что тебе это сойдет с рук! Я тебя, гада, заставлю выплюнуть правду! И очень скоро…
— Не говори о правде, Анджело, это тебе не идет…
Я повернулся к Мейерфельду.
— Послушайте меня и пошевелите извилинами, если они у вас есть. Деньги лежали в багажнике "кадиллака". Машина стояла в гараже, который я снимал на улице Сержанта Бенуа. Этот гараж закрывался специальной металлической шторой, от которой был один-единственный ключ — то есть никто, кроме меня, туда попасть не мог. Если этот итальяшка еще не совсем сгнил, то подтвердит, что после приезда сюда мы с девушкой сразу легли спать…
— Это правда, — пролепетала Сказка.
Сами по себе эти слова не имели никакой силы, но будучи произнесены таким простодушным тоном, они буквально взорвали тишину комнаты.
Пора было финишировать: мы уже достаточно сильно разогнались.
— Вывод, — заявил я. — Либо я оставил деньги в Париже (хотя вы сами чувствуете, что это не так), либо кто-то вытряхнул их здесь до вашего приезда…
Рассуждение выглядело таким бесспорным, что даже Анджело не нашел, что ответить.
Я откинулся на подушку и победно скрестил руки на груди.
IX
Последовало недолгое молчание.
— Вставай! — приказал мне полицейский.
Он был похож на толстого рассерженного кота. Его и без того выпуклые глаза почти вылезали из орбит.
— Пошли к машине, — постановил он.
Мейерфельд коротко кивнул в знак согласия. Он,
Мейерфельд, выглядел все более холодным, прямо ледяным. Казалось, он вот-вот треснет и рассыплется на куски.
Я спрыгнул с кровати и под прицелом усатого натянул штаны.
— А ты присмотри за дамочкой, — велел усатый своему напарнику, бледному доходяге с белесыми ресницами.
Мы вышли во двор, под великолепное, увешанное звездами небо. Анджело скрипел зубами от ярости. Он шел сзади, и за ним краем глаза следил Мейерфельд, который, судя по всему, уже не питал к нему особой симпатии.
Я спрашивал себя, чем все это кончится, поскольку мы вступили на путь, одинаково безысходный для всех. Действительно: мне оставалось жить только до тех пор, пока не отыщутся деньги; Анджело не мог сказать им, где они, поскольку вообще этого не знал. Поэтому единственным выходом для остальных было "обработать" нас с итальянцем и заставить в муках родить секрет, которого не мог открыть ни тот, ни другой…
Подходя к машине, я заметил, что Анджело действительно произвел весьма тщательный обыск. Машина напоминала костюм, который распороли, чтобы перешить. Кузов был изрезан ножницами по металлу, обивка салона валялась на земле, сиденья весело ощетинились пружинами. С колес были сняты колпаки, багажник остался открытым… Словом, Анджело и его дружище Антуан измывались над ни в чем не повинным автомобилем, как хотели…
— Ну, спасибо, — проворчал я. — Такая была тачка… Да, Анджело, мастер ты комедию ломать!
Он подскочил ко мне и заехал мне в челюсть. Я стойко перенес удар и в ответ от души лягнул его копытом. Он взвыл и упал на колени, массируя себе простату.
— Спокойно! — рявкнул полицейский.
Анджело поднялся; его физиономия кривилась в гримасе, полной клыков и резцов.
— Сволочь! — задыхался он. — Ах, сволочь…
— Хватит! — крикнул Мейерфельд.
— Вы что, верите этому гаду?! — бунтовал итальянец. — Да если бы я загреб кассу, то разве стал бы уродовать машину и дожидаться вас, вместо того чтобы драпануть?!