Убийцы Мидаса

«Спасибо тебе, Господи, за то, что ты создал пейджер», – подумал Ван-Ин. Комиссар часто злился на свой пейджер из-за того, что он имел обыкновение звонить в самый неподходящий момент. Но теперь он готов был взять обратно все свои слова, которые он в разное время обрушивал на ни в чем не повинный аппарат.

– Простите, сэр. Можно мне позвонить с вашего телефона?

Моенс молча показал пальцем на телефонный аппарат, стоявший у него на столе, и встал, чтобы пропустить Ван-Ина. И, не желая мешать комиссару разговаривать, он отвернулся к окну. В саду чайки отчаянно дрались из-за куска засохшей ветчины.

Ван-Ин обрадовался, когда услышал такой знакомый и родной голос Версавела.

– Я постараюсь прийти в полицейский участок как можно быстрее, Гвидо. Нет, не нужно присылать за мной машину. Я лучше пройдусь пешком.

Услышав, что Ван-Ин повесил трубку, Моенс повернулся к нему.

– У нас появилась еще одна зацепка, – с невозмутимым видом сообщил Ван-Ин. – Наши голландские коллеги хотят сообщить нам какую-то важную информацию. Видимо, им что-то удалось узнать.

– Так чего же вы ждете, комиссар? Можете отправляться по своим делам. Я вас не задерживаю, – проворчал Моенс.

Они обменялись холодным официальным рукопожатием, и Ван-Ин вышел из кабинета. В коридоре он столкнулся с Декорте. Консультант по туризму даже не взглянул на него. Это было выше его достоинства.

– Ты позвонил как раз вовремя, Гвидо, – задыхаясь, проговорил Ван-Ин. Он всю дорогу бежал, и путь от здания муниципалитета до полицейского участка занял у него меньше десяти минут.

– Тжепкема сказал, что хочет сообщить о чем-то вам лично, – сказал Версавел. Он никак не мог взять в толк, почему Ван-Ин сказал ему, что он вовремя позвонил. – Он сообщил, что пришлет вам факс через десять минут.

Ван-Ину очень хотелось выпить. Он знал, что в его тайнике есть нераспечатанная бутылка, но пересилил желание, зато в качестве компенсации решил выкурить сигарету. Когда Ван-Ин сделал три затяжки, ему пришел факс. Тжепкема был очень пунктуальным человеком.

Когда Ван-Ин прочитал первые строчки, он понял, почему Тжепкема хотел передать этот факс ему лично. Информация, которую он прислал, была просто ошеломляющей.

Это были листы бумаги, исписанные чьим-то мелким, убористым почерком. Наверное, писавший очень спешил. Судя по почерку, автор текста был образованным человеком.

«Штайнер стоял в дверном проеме и с улыбкой смотрел, как пятнадцать узников катят огромный кусок мрамора по полу, усыпанному березовыми стружками. Я с удивлением смотрел на камень. Это был каррарский мрамор. Я, как и любой скульптор, всегда мечтал о каррарском мраморе. Но я не мог понять, почему эсэсовцы доставили его мне. Раньше они не заставляли меня изготовлять скульптуры. Их куда больше интересовала живопись, и мне часто приходилось рисовать для них вместе с Зальманом Розенталем и французским евреем Олером. Мы с Розенталем и Олером, как зачарованные, смотрели на выбившихся из сил узников, которые дюйм за дюймом двигали кусок камня к намеченной цели. Казалось, они никогда не смогут справиться с этой задачей. Наконец им это удалось.

– Пошли вон, грязные евреи! – закричал Штайнер. Он всегда так обращался к узникам.

Все пятнадцать узников исчезли, словно летний утренний туман. Потом Штайнер подошел ко мне. Я почувствовал резкий запах гнилых зубов и табака. От него всегда так пахло. Я стоял, дрожа от страха, в ожидании своей участи.

– Ты должен выполнить одну работу, грязный еврей! – прокричал он. – Командир хочет, чтобы ты изготовил для него скульптуру.

Я стоял неподвижно, боясь пошевелиться. Олер и Зальман застыли у меня за спиной. Так они чувствовали себя в большей безопасности.

– Он хочет, чтобы ты сделал копию этой скульптуры, грязная свинья! – прокричал он.

Я услышал, как просвистела плеть Штайнера, и мой правый глаз залила кровь. Моя бровь была рассечена. Штайнер ударил меня, чтобы я поднял глаза и взглянул на то, что он мне показывал. Это была обыкновенная открытка. Я сразу же узнал статую «Мадонна с младенцем» Микеланджело. Я понял, что эта работа означает для меня смертный приговор. Скопировать скульптуру по фотографии просто невозможно.

– Ты понял, что от тебя требуется, грязный еврей? – прорычал Штайнер.

– Да, герр Штайнер, – прошептал я.

Рукоять его плети уперлась мне в подбородок, и голова моя откинулась назад. Штайнер некоторое время не отрываясь смотрел мне в глаза. Его жестокий взгляд так напугал меня, что я не мог пошевелиться.

– Комендант дает тебе три месяца на изготовление скульптуры, – цинично усмехнувшись, проговорил Штайнер и хлопнул меня по плечу.

Штайнер направился к двери. Мы стояли, не смея пошевелиться, пока его шаги окончательно не стихли. Первым вышел из оцепенения Олер. Он приблизился к куску мрамора и нежно погладил его неровную поверхность.

– У них нет оригинала, поэтому они точно не знают, как должна выглядеть скульптура. А значит, мы легко сможем обмануть их, – заметил Олер.