Признаюсь, я находил поведение префекта вполне корректным. Что заговорили бы о нем на другой день, если бы доносчик напечатал в газетах, что префект полиции упустил случай задержать шпионку?
В сущности, ни Граньон, ни я не особенно верили в возможность продажи орденов, но, во всяком случае, нам казалось, что эта женщина — опасная интриганка, которая, хвастаясь своими связями с влиятельными лицами, может эксплуатировать доверчивых людей, и ее не вредно несколько пообуздать.
Господин Граньон вручил мне форменный приказ произвести обыск. Потом, когда я уже уходил, он напомнил мне, сколько неприятностей — и совершенно незаслуженно — ему пришлось вынести по поводу дела Обонеля. Этот чиновник за 250 франков продал газетке «Фигаро» копию с плана мобилизации 17-го корпуса. Полиция, не получив никакого распоряжения от военного министра, не имела права начать преследование Обонеля, между тем оппозиционные газеты напали на господина Граньона за то, что тот допустил побег Обонеля в Бельгию.
— Если ваш агент заметит что-нибудь подозрительное, — добавил Граньон, — то, не колеблясь, сделайте обыск. Я не хочу иметь второго дела Обонеля.
Я в точности исполнил данное мне предписание.
Выбрав из моих агентов человека смышленого и развитого, к тому же по наружности отчасти походившего на провинциального коммерсанта, я дал ему приказание отправиться к госпоже Лимузен в сопровождении господина X. Наш агент должен был назваться господином Ланглуа, негоциантом из Руана.
В то же время я и два других агента поместились на террасе маленького кафе на бульваре Ваграм, откуда прекрасно был виден дом номер 32.
Прошло часа полтора, прежде чем мой агент вышел из дома госпожи Лимузен и подошел ко мне. Он был один.
X. не сопровождал его.
Он подробно передал мне весь свой разговор с госпожой Лимузен, которая ответила, что может выхлопотать ему орден Почетного легиона.
— Милейший мой Ланглуа, — сказала она, — мне очень легко это сделать, а вам это обойдется всего в 25 000 франков. Наконец, для вашего спокойствия и в виде гарантии, я дам вам расписку, подписанную сенатором генералом д’Андло. Приходите завтра в двенадцать часов, и я познакомлю вас с двумя генералами, которые подтвердят вам все то, что я сказала, так как они оба примут участие в этом деле и получат за комиссию.
Мой агент добавил, что с недоумением видел в руках госпожи Лимузен письма на бланках Военного министерства.
При таких условиях я не смел медлить и обязан был исполнить в точности приказание начальника.
В сопровождении двух агентов, но, конечно, без мнимого Ланглуа, миссия которого еще не была окончена, я вошел в квартиру госпожи Лимузен.
Меня встретила худощавая женщина маленького роста, накрашенная и в белокуром парике.
Сначала она приняла меня с жеманной любезностью и, кокетливо улыбаясь, с поразительной словоохотливостью выложила передо мной весь свой арсенал высоких связей.
Я слышал последовательно имена генералов Тибодена, Буланже, Кафареля, д’Андло, многих депутатов и сенаторов.
В то же время она представила мне своего мужа. Господин Лимузен, торжественный в своем белом галстуке и черном сюртуке, был бы типичным благородным отцом, однако он казался сильно смущенным и равно ничего не знающим о делах жены.
Когда госпожа Лимузен заметила, что ее громкие фразы не производят на меня никакого впечатления, она переменила тактику и заговорила дерзким, насмешливым тоном.
— Вы слетите с места, сударь, я даю вам слово… — говорила она с ироническим задором.
Я только пожимал плечами и попросил, чтобы она открыла мне все ящики, а главным образом — письменный стол, который стоял посреди комнаты.
В нем я нашел письма, которые, несмотря на громкие подписи, показались мне ничего не значащими и банальными, так как я знал по опыту, что повсюду, — как у профессиональных воров, так и у полисменов, — подчас оказываются визитные карточки и письма депутатов.
Признаюсь, содержание этих писем нисколько меня не поразило, даже письмо генерала Тибодена по своей наивной простоте мало чем отличалось от посланий, найденных мной у других интриганов в жанре госпожи Лимузен.
Я предоставил ей полную свободу изливать свои угрозы и даже брань, отнюдь не думая усугублять ее вину оскорблениями, нанесенными должностному лицу при исполнении им обязанностей.
У меня никогда не было привычки взводить еще новые обвинения на тех несчастных, которых мне приходилось арестовывать, за исключением только тех случаев, когда они, в исступлении или по глупости, угрожали мне револьвером. Тогда, чтобы поддержать престиж начальника перед своими агентами, я был вынужден составлять протокол.
Тем не менее я все-таки торопился избавиться от этого потока ругательств, лившегося на меня.
Я сложил в портфель все бумаги, найденные у госпожи Лимузен, и отнес их к господину Граньону. Признаюсь, в этой поспешности я нарушил одно предписание закона, которое, кстати сказать, очень редко применяется.