Никто уж теперь не опускает глаза, как Розалия Ранц. Он часто простаивал под ее окном. За укрывшими его кустами уже нет глухой стены. Наступит время, когда некому будет наказывать. Все будут купаться в большом пруду, но для такого зрелища у него слабоваты глаза, приученные к ночной тьме. Может, Цэлингзар подаст какую весть. Он видел, как Цэлингзар уходил из замка утром того дня, когда в большую ель ударила молния.
Девушки в пруду боялись его — как чего-то старопрежнего. Их пугали его взгляд и красный язык. Они не понимали, что он видит в них нечто новое. И хотя его взгляд был устремлен далеко вперед, им казалось, что он следит за ними. Они забрасывали его комьями ила. Но он продолжал сидеть в кустах. Ему казалось, он видит то, чего никто до него не видел. Он-то знает, куда повернет природа.
А. заметил, как сверкают изразцы печей. Ночью он решил осмотреть большую печь в комнате герцогини, куда он до сих пор не осмеливался войти. Широкий рельефный цоколь ее возвышался почти до плеч А., он был покрыт позолотой и живописным орнаментом, изображавшим растения двух видов. Сверху шла кайма с названиями каких-то людоедских растений — Trophis anthropophagorum и Solanum anthropophagorum. Верхняя часть тоже представляла собой рельефную колонну, но уже с вазой, увитой пышным растительным орнаментом, на вазе была крышка, из-под которой торчала вилка с четырьмя зубцами.
О. вошел вслед за А.
Когда А. вскарабкался на печь, О. сказал ему, чтобы тот не искал больше нож: О. видел его в руке старика Греса. Может быть, он достался старику от Анны Хольцапфель, она же рассказывала, что узнала от священника, о чем с ним говорила герцогиня, лежа на красном бархате алтарной ступени. Оказывается, она вырвала нож из груди своего мужа и хранила при себе до тех пор, пока владела замком. Она велела спрятать его за печью, потому что знала: его появление всегда возвещает переворот и смуту. В случае ее смерти нож надо было передать в надежные руки церкви. О. громко рассмеялся и, увидев вилку с четырьмя зубцами, подумал о том, что такую же, только из казуаринового дерева, носят с собой нежники. Если бы А. знал песню нежников про людоедов, он бы понял, что они — отцы, потому что у них вся власть, они налиты почечным жиром, они наследуют силу, отнимаемую у других, они настоящие едоки, которым не нужно кулинарное искусство, потому что они глотают все как оно есть. Они прокладывают свой победный путь зубами, которые грызут все без разбора.
Когда А. и О. вышли из комнаты, где А. искал разгадку, они увидели Лукаса, спавшего под дверью, которую ему когда-то поручили охранять.
На следующее утро графиня привела каменщика Меденьяка. Она велела ему закрыть жалюзи и снести печь в комнате герцогини. О. видел облака пыли, окутавшие жалюзи, и он рассмеялся, как рассмеялся бы печной нежник Францик.
О. лежал в ельничке и считал птиц, порхавших над головой. Он втягивал запах травы, тишина приятно обволакивала его. Через просветы между яблонями, стоявшими перед замком, он видел ряды окон и иссеченную непогодой потемневшую кладку фасада. Ему пришли на ум темный погреб и кресло, припрятанное с тем расчетом, чтобы когда-нибудь усесться на нем под лестницей, по которой, бывало, ходили Цёлестин и князь. Кошачьих шкурок он не желал больше видеть. Башня с круглым окном в жестяной кровле напоминала ему Полифема с пастью, поглощавшей людей.
В сенном сарае пел Грес.
Нож, должно быть, спрятан у него в куртке, подумал О.
— Когда все свободны, все и равны, — бормотал Грес. — Буду ходить от пруда к пруду и искать купальщиков. И никто не подивится, увидев в парке князя Генриха об руку с Розалией Ранц. Прошло время дивиться, прошло время изразцовых печей.
Когда О. вышел из ельничка, был день как день, такой же, как все другие дни.
От переводчика
«Убийцы персиков» — скорее всего, роман-притча, хотя трудно сказать, чего здесь больше — романа или притчи. Своеобразие этой вещи отмечают все критики, кому-то оно кажется прямо-таки вопиющим, кому-то привлекательным. Как бы там ни было, к роману Коллерича нельзя подходить предвзято, более того, настройка на нужную волну восприятия должна произойти в процессе постепенного погружения в текст, тогда некоторые его странности станут просто особенностями. Попробую бегло очертить их по мере своего разумения.