В 1930 году Шептицкому его персональная разведка докладывает, что в Варшаве скрывается «одна из дочерей Николая II, спасшаяся от расстрела в Екатеринбурге», — Татьяна. Еще через некоторое время через графиню Марию Собанскую и других своих осведомителей он не только узнает, что «великую княжну» опекает верхушка католической польской церкви и даже сам папский нунций в Польше Мармаджи, что содержится она как простая послушница в варшавском монастыре шариток, но и получает ее фотографию, по которой убеждается, что это — авантюристка.
И все же «царская дочь» ему была нужна, чтобы с ее помощью, быть может, добиться того, о чем мечтал столько лет: быть духовным наставником миллионов послушных душ от Карпат до Тихого океана, а заодно «насолить посмертно» несговорчивому царю, воспользовавшись его именем. Получения опекунства над «великой княжной» Шептицкий добивался в течение нескольких лет. Он соблазнял ее подарками, склоняя на свою сторону; сумев добиться встречи, улещивал рассказами о старой привязанности к безвинно убиенному последнему российскому монарху. От него ее упрятали по повелению кардинала Каковского в закрытый католический монастырь сакраменток. Но он ее и там разыскал, установил через доверенных лиц связь с Лжетатьяной. Только в 1939 году он добился своего — «великая княжна» оказалась в его львовской резиденции.
Но он и виду не подал, что не только подозревает, но и уверен в подлоге. Привечал, оказывал высокое гостеприимство, внимательно, сочувственно кивая головой и сострадая, выслушивал ее печальную историю. Даже не поправил в рассказе явную оговорку: «от расстрела спасли люди из тайной монархической организации „Общество спасения царя и отечества“… в начале апреля 1918 года». Митрополит наверняка знал, что царскую семью якобы расстреляли в ночь на 17 июля, о чем было много публикаций.
Разоблачение произошло спустя почти три года, когда во Львове хозяйничали немцы, находя духовную поддержку у Шептицкого. Тогда-то, в начале 1942 года, появившись там вторично и снова встретившись с митрополитом, «дочь» под настойчивыми расспросами «опекуна» рассказала уже правдивую историю. Никакая она и не Татьяна, и не Романова, а Наталья Меньшова-Радищева. Уговорил ее на лжекняжество ксендз Теофил Скальский, мотивировав тем, что «святая ложь» нужна для «борьбы с безбожной Россией». Эту идею горячо поддержал примас (первый по сану епископ) католической церкви кардинал Каковский. Он же тщательно проинструктировал «царскую дочь», предписав ей старательно изучать жизнь великой княжны Татьяны, придворный этикет и обычаи царской семьи. Под контролем кардинала Лжетатьяна писала дневник от имени Татьяны, а также «историю своего спасения» под диктовку того же наставника. Эту историю выучить и знать должны были не только «героиня», но ее мать и сестра, которые, выступая в роли приютившей высокородную сироту семьи, в нужный момент смогли бы подтвердить и личность, и рассказ «великой княжны». Кроме дневника, ей вменялось в обязанность писать воспоминания, для чего Каковский дал ей в помощь книгу «Последние дни Романовых», а нунций Мармаджи — мемуары фрейлины Вырубовой.
Кардинал Каковский принудил «Татьяну» поехать в Белград для проверки своих возможностей выдавать себя за царскую дочь. Ведь ей предстояло встретиться с югославским королем. Проверка не удалась. Лжетатьяна была изобличена, арестована и выслана в Австрию. Ее похождения даже стали достоянием прессы.
Начало войны оправившаяся от «второго заключения» самозванка встретила в Варшаве. Опекуншей у нее была графиня Собанская, но вскоре эту роль заняла немецкая разведка. Так «царская дочь» стала немецким агентом, получив вещевую кличку — «№ 3». Закончив разведшколу, она внедрилась в варшавское подполье, выдавая оккупантам его членов. По доносам Лжетатьяны было проведено множество арестов и казней, в частности гестапо разгромило монастырь капуцинов, где находилась подпольная типография и скрывались подпольщики.