В столовой пахло подгоревшим жиром — запах, которого он не обонял со времени своего детства. Войдя в кухню, он понял причину этого явления. Кухня, отброшенная во времени, превратилась в древнюю газовую печь фирмы «Бак» с засоренными горелками и грязной, не закрывающейся до конца, дверцей духовки. Он тупо смотрел на старую плиту, потом заметил, что подобную метаморфозу претерпели и другие кухонные принадлежности. Аппарат, доставляющий на дом газеты, исчез совершенно. Тостер рассыпался течение одного дня и превратился в странное, дешевое, неавтоматическое устройство, из которого, как он заметил, тосты даже не выскакивали сами. Холодильник был теперь огромным, с ременным приводом, словом, реликтом, вынырнувшим из бог весть какого прошлого. Эта модель была еще более старой, чем модель «Дженерал Электрик», которую он видел в телевизионной рекламе. Меньше всего изменилась кофеварка, причем, даже в лучшую сторону: теперь в ней не было щели для монет, и ею можно было пользоваться бесплатно. То же произошло и со всеми остальными приборами. Во всяком случае, с теми, что остались на своих местах. Подобно газетному аппарату, совершенно исчезло устройство для уборки мусора. Он попытался вспомнить, какие еще были приборы, но воспоминание о них-стало уже туманным, поэтому он вернулся в столовую.
Телевизор тоже отступил далеко во времени, и теперь перед Джо стоял древний радиоприемник фирмы «Этвота-Кент», в корпусе из темного дерева, с диапазонами коротких, средних и длинных волн. У него была антенна и провод заземления.
— Боже милостивый, — содрогнулся Джо.
Но почему телевизор не превратился в бесформенную кучу пластиковых и металлических частей? Ведь это были его составные элементы, он был собран из них, а не из старого радиоприемника. Быть может, факт этот подтверждал каким-то удивительным способом давно забытую философскую гипотезу: платоновскую концепцию, по которой общие понятия вещей были — в каждой категории — реальны. Телевизор был формой, занявшей место других форм; очередные формы следовали одна за другой, как кадры на кинопленке.
«В каждом предмете, — размышлял Джо, — должны каким-то образом жить его предыдущие формы. Прошлое, хотя и скрытое под поверхностью, затаившееся, живет там по-прежнему и может вынырнуть на свет божий, как только поздние формы исчезнут каким-нибудь непредвиденным способом. Мужчина содержит в себе не молодого парня, а ранее живших мужчин, — думал Джо. — История началась очень давно. А обезволенные останки Венди? Здесь прерывалась нормальная последовательность форм. Последняя форма дошла до предела, и ничто не явилось ей на смену: ни новая форма, ни следующая фаза того, что мы называем развитием. В этом, наверное, и заключается старость: отсутствие новых форм ведет к дегенерации и закоснению. Только вот, в этом случае все произошло внезапно и было делом всего нескольких часов. Но, если говорить об этой старой доктрине, разве Платон не утверждал, что нечто должно прерывать распад, что какой-то внутренний элемент не подвластен ему? Дуализм, по которому тело и душа были отдельными элементами? Тело доходило до конца жизни — как в случае Венди, и душа вылетала, как птица из гнезда, направляясь куда подальше. Возможно, чтобы родиться вновь, как говорит Тибетская книга мертвых. Это действительно так. Великий боже, — подумал он, — надеюсь, что это правда. В таком случае все мы сможем встретиться снова».
Из чистого любопытства он включил приемник. Желтая целлулоидная шкала осветилась, радио что-то буркнуло, а потом среди помех и свиста заговорила какая-то станция:
— Время программы «Семья Пеппи Юнга», — сказал диктор. Раздалась органная музыка. — Подготовлена фирмой, производящей мыло «Камея» — мыло красавиц. Вчера Пеппи узнал, что его длившаяся много месяцев работа, подошла к концу, в связи с… — В этот момент Джо выключил радио.
«Мыльная опера периода перед второй мировой войной, — подумал он удивленно. — Ну что ж, это согласуется с временным возвращением явлений, происходящих в этом мире, в замирающем квазимире, или как там его можно назвать».
Оглядев комнату, он заметил кофейный столик со стеклянной крышкой. На нем лежал номер журнала «Либерти», также предвоенного периода. В нем печатался очередной отрывок фантастической повести «Ночная молния», в которой шла речь о будущей ядерной войне. Он бездумно перевернул несколько страниц журнала, потом вновь начал осматривать комнату, чтобы определить, какие изменения в ней произошли.
Вместо твердого бесцветного пола появились широкие доски из мягкого дерева. Посреди комнаты лежал выцветший турецкий ковер, полный многолетней пыли.
На стене осталась только одна картина: гравюра в рамке под стеклом, изображающая индейца, умирающего на спине лошади. Джо никогда прежде не видел ее. Картина не вызвала у него никаких воспоминаний и вовсе ему не нравилась.
Место видеофона занял черный телефон с висящей трубкой тех времен, когда еще не было цифрового диска для набора номера. Джо снял трубку с крючка, услышал женский голос: «Прошу назвать номер», — и повесил ее обратно.