Убик

— «Троллей Доджерс», — произнес он вслух. — Название по меньшей мере столетней давности подсознательно отпечаталось в его сознании — он не мог забыть его.

— Откуда вы знаете это название? — удивился начальник мастерских. — Его уже никто не помнит. Так называлась некогда бруклинская команда. — Он подозрительно посмотрел на Эла.

— Пойдем-ка лучше наверх, — сказал Джо. — Надо убедиться, что ни с кем ничего не случилось. А потом отправимся в Дес Мойнес.

— Если мы не отправимся туда сейчас же, — сказал Эл, — может случиться, что путешествие займет у нас день или два.

«Средства сообщения будут становиться все более примитивными, — подумал он. — Ракетопланы сменятся реактивными самолетами, которые в свою очередь уступят место аппаратам с двигателями внутреннего сгорания. А позже — передвижение по железной дороге, когда паровоз, работающий на угле, тащит за собой поезд, конные экипажи… Нет, невозможно, чтобы нас отшвырнуло так далеко, — сказал он сам себе. — И, однако, вот у меня в руках магнитофон сорокалетней давности, который приводится в действие резиновыми пассиками и таким же роликом. Значит, может дойти и до этого».

Вместе с Джо они быстро направились к лифту. Джо нажал кнопку. Они молча ждали, взволнованные, погруженные в свои размышления.

Лифт появился с грохотом, который вывел Эла из состояния задумчивости. Он машинально распахнул железную раздвижную дверь. И обнаружил, что стоит перед открытой кабиной, висящей на стальном канате и разукрашенной медальонами из полированной латуни. Скучающий лифтер в ливрее сидит на стульчике, держа руку на кнопке и безразлично поглядывая на них. Но то, что почувствовал Эл, никак нельзя было назвать безразличием.

— Не входи, — сказал он, придерживая Джо. — Посмотри и сосредоточься, попробуй вспомнить лифт, на котором мы ехали сегодня, совсем недавно: гидравлический привод, оборудование, автоматика, полная бесшумность…

Внезапно он замолчал. Шумная машина исчезла, и на ее месте появился знакомый ему лифт. Однако он продолжал ощущать присутствие той, старой кабины, она притаилась где-то на краю его поля зрения, словно готовая выпрыгнуть, как только он и Джо забудут о ней. «Она хочет вернуться, — подумал он. — Она намерена появиться снова. Мы можем задержать этот момент на какое-то время, самое большее, наверное, на несколько часов. Процесс смещения во времени набирает силу; архаические объекты врываются в наш мир быстрее, чем нам это казалось. Теперь каждый скачок равен веку. Лифту, который мы видели, никак не менее ста лет. И все-таки, — думал он, — мне кажется, что мы можем в определенной степени контролировать это явление. Мы вспомнили привычный современный лифт, и он заново появился. Если бы все мы держались вместе, если бы мы действовали как одно существо, состоящее из двенадцати личностей, а не двух…»

— Что ты там такое увидел? — спросил Джо. — Почему ты не позволил мне войти в лифт?

— Ты не видел старого лифта? Открытой кабины с латунной отделкой образца года 1910? И лифтера, сидящего на стульчике?

— Нет, — ответил Джо.

— Но что-то ты видел?

— Да, — ответил Джо, — обычный лифт, который я каждый день вижу у нас в конторе. Видел то же, что и всегда, то же самое, что и сейчас. — Он вошел в кабину, повернулся и, застыв, посмотрел на Эла.

«Значит, наше восприятие действительно начинает различаться, — понял он. — Что бы это могло значить?»

Это ему совсем не нравилось. Более того, ему показалось, что это наиболее катастрофическая перемена из всех, какие произошли с момента смерти Ранкитера. Значит, их уже не просто смещало во времени, но смещало с неодинаковой скоростью. У него появилась интуитивная уверенность, что то же самое почувствовала перед смертью Венда Райт.

Он попробовал представить, сколько времени осталось ему самому.

Вдруг он осознал, что чувствует жуткий пронизывающий холод, который уже давно — он не помнил, с какого момента, — вошел в его тело. Холод этот охватывал не только его — весь мир. Это напомнило ему последние минуты, проведенные на Луне. Холод искажал очертания предметов, искривлялся в форме раздувшихся пещер, которые лопались с ужасающим треском. Мороз проникал во все щели, добирался до сердцевины предметов, до стрежня, который был источником их жизни. Эл видел теперь что-то вроде оледеневшей пустыни, из которой выпирали обнаженные скалы. Окружающее его пространство превратилось в плоскую равнину, выдуваемую ледяным ветром. Ледовый покров становился все толще, скал почти не было видно. На границе его поля зрения стала скапливаться тьма…