Убик

Найдя нужного человека, он проверил данные по прикрепленной там же контрольной карточке. Получалось, что старушке оставалось находиться в состоянии полужизни всего только пятнадцать дней. Не так уж и много, подумал он, привычно прилаживая переносной усилитель протофазонов к прозрачному синтетическому материалу, из которого был сделан гроб. Он настроил усилитель на нужную частоту и прислушался, проверяя, как функционирует сознание.

Из динамика послышался слабый голос:

— …и как раз тогда Тилли сломала себе ногу в колене. Мы думали, что она никогда от этого не оправится, так глупо она себя вела, сразу же хотела начать ходить…

Удостоверившись, что все нормально, он отключил усилитель, связался с одним из членов обслуживающей бригады и попросил его доставить номер 3 054 039-В в гостиную, где клиент сможет побеседовать со старой дамой.

— Вы ее слышали, правда? — спросил посетитель, отсчитывая необходимую сумму.

— Да, лично я, — подтвердил Герберт. — Все функционирует надлежащим образом. — Он щелкнул несколькими переключателями и откланялся: — Желаю вам счастливого Дня Воскрешения, сэр.

— Благодарю…

Клиент сел лицом к гробу — от покрывающей его изоляционной прослойки поднимался пар, — прижал динамик к уху и громко заговорил в микрофон:

— Флора, милая, ты меня слышишь? Мне кажется, я уже различаю твой голос, Флора!

«Когда я умру, — подумал Герберт Шенгейт фон Фогельсанг, — то специально оговорю в завещании, чтобы потомки оживляли меня не чаще одного раза в сто лет. Таким образом, я смогу следить за судьбами человечества». Иначе это было бы слишком разорительно — уж он-то это знал. В конце концов потомки могли бы взбунтоваться и распорядиться, чтобы тело его извлекли из холодильника и — не дай бог! — похоронили.

— Погребение тел является варварским обычаем, — бормотал он про себя, — пережитком времен, когда наша культура только начиналась.

— Разумеется, шеф, — сказала секретарша, сидящая за пишущей машинкой.

В гостиной уже набралось довольно много клиентов, желающих побеседовать со своими полуживыми родственниками. Они сидели спокойно, погруженные в размышления; каждому из них доставляли в порядке очередности нужный гроб. Эти люди, сохранившие верность умершим и регулярно приходившие сюда, чтобы засвидетельствовать им свое почтение, производили отрадное впечатление. Они поддерживали в полуживых бодрость в моменты их умственной активности, пересказывали им события, происходящие в окружающем мире, и… платили Герберту Шенгейту фон Фогельсангу. Мораторий был доходным предприятием.

— Мой отец показался мне несколько ослабленным, — сообщил молодой человек, когда ему удалось привлечь к себе внимание Герберта. — Я был бы вам весьма признателен, если бы вы уделили немного времени и проверили его.

— Разумеется, — ответил Герберт.

Вместе с клиентом он прошел через гостиную, направляясь в сторону блаженной памяти родственника. Из контрольной карты следовало, что Тиму осталось всего несколько дней; этим объяснялась несколько нечеткая работа мозга. Но все-таки он немного повозился с настройкой усилителя протофазонов, и голос полуживого стал чуточку громче. «Он уже на грани истощения», — подумал Герберт. Ему стало ясно, почему сын не стал сам разбираться в контрольной карте: не хочет понимать, что контакт с отцом вскоре должен прерваться. Зачем говорить ему, что это, скорее всего, его последний визит в мораторий? Отец сам все поймет.

На приемной площадке, расположенной позади здания, показался грузовик. Из него выскочили двое мужчин, одетых в знакомую светло-голубую униформу. «Из транспортной фирмы „Атлас Интерплэн Вэн анд Сторидж“, — подумал Герберт. — А может, привезли еще одного полуживого, который только что распрощался с этим миром, или же приехали забрать кого-то, чей срок уже истек». Он, не торопясь, направился в ту сторону, чтобы узнать, в чем там дело, и в этот момент секретарша окликнула его:

— Герр Шенгейт фон Фогельсанг, простите, что прерываю ваши размышления, но один из клиентов просит, чтобы вы помогли разбудить его близкого. — И с особой интонацией добавила: — Этот клиент — мистер Глен Ранкитер, он прилетел сюда прямо из Североамериканской Федерации.

Высокий пожилой мужчина с большими руками подошел к нему широким пружинистым шагом. Он был одет в немнущуюся одежду из синтетики, трикотажную рубашку и яркий, ручной работы галстук. Наклонив вперед массивную седую голову, он оглядывался вокруг. Глаза у него были несколько навыкате, круглые, живые и необычайно внимательные. Профессиональное выражение внимания и сердечности на лице Ранкитера сохранялось ровно то время, которое потребовалось для того, чтобы заставить Герберта сосредоточиться на его деле.

— Как себя чувствует Ева? — прогудел он. Казалось, голос его усиливался каким-то электронным приспособлением. — Можно ее немножко расшевелить и поговорить с ней? Ей всего-то двадцать — она должна быть в лучшей форме, чем вы или я.