Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо?

Энском испытала глубочайшее влияние австрийца. Во время войны она приехала в Кембридж, чтобы работать по исследовательскому гранту. Витгенштейн провел войну, работая сначала носильщиком в больнице, а потом лаборантом в Ньюкасле, но после этого вернулся в Кембридж читать лекции. Энском посещала эти лекции и потратила много часов на беседы с ним: он любовно называл ее «старичком». Энском была слишком себе на уме, чтобы стать его учеником (у Витгенштейна не было в них недостатка), однако в ее работах остался неизгладимый отпечаток его стиля. Когда другие высказывали то, что считали глубокой мыслью, она безжалостно разоблачала скрытую бессмыслицу, откровенно демонстрируя ее. Спорить с Энском было все равно, что сдирать с себя кожу.

Подобно многим из тех, кто имел дело с Витгенштейном, она переняла некоторые из его черт, например, она делала неприятные паузы в речи, когда задумывалась на семинарах и занятиях, хватала голову руками, словно бы зажимая ее в тиски, а в оживленных философских спорах делала вид, что вот-вот лишится сил. Говорили даже, что у нее появился какой-то австрийский акцент. Некоторые люди считали ее серьезность наигранной, однако она, несомненно, и в самом деле крайне серьезно относилась к философии. Витгенштейн убедил многих из своих наиболее талантливых учеников бросить философию, что, возможно, стало для них благом. Но Элизабет Энском не отказалась от своего призвания, хотя и говорила своему другу Тонни Кенни, который тогда еще не был лордом: «У меня нет ни одной мысли в голове, которую бы не вложил Витгенштейн». «Я иногда думаю, — добавляет сэр Энтони Кенни, — что у меня в голове нет ни одной мысли, которую бы не вложила Элизабет»[34].

Энском донесла проповедь Витгенштейна до Фут. За свою жизнь Фут опубликовала несколько сборников статей и лишь одну работу, которая замышлялась в качестве отдельной книги, — «Естественную доброту» (Natural Goodness). Первая страница начинается с Витгенштейна и одной из его речей в Оксфорде. Фут воспоминает:

Витгенштейн прервал выступающего, который понял, что собирается сказать нечто такое, что, хотя и казалось убедительным, было абсолютно смешным, а потому попытался вместо этого сказать нечто более разумное. «Нет, — сказал Витгенштейн, — скажите то, что хотите сказать. Скажите, как получается, а потом продолжим». Мысль о том, что в занятиях философией следует не изгонять и не приукрашивать смешную и необработанную, но в то же время трогающую за живое мысль, а, скорее, дать ей столько времени для рассмотрения, сколько потребуется, представляется мне крайне полезной.[35]

Витгенштейн считал, что философские загадки вполне естественны, что их легко придумать и что при этом они возникают из-за теоретической путаницы, а потому решить их можно путем анализа языка. Цель философии, по его мнению, заключается в том, чтобы «показать мухе выход из мухоловки»[36]. Фут же понимала это в качестве устного, по существу, подхода, при котором двое людей участвуют в терапевтической беседе, когда один пытается высказать какую-то глубокую истину, а другой стягивает с нее занавес, обнажая ее пустоту. Возможно, во время тогдашних послеобеденных споров в Оксфорде она воображала себя в роли этой пойманной мухи, которой Энском любезно указывает путь к выходу.

Непросто представить себе какой-нибудь аспект философии, который Витгенштейну был бы более чужд, чем вагонеткология. Во-первых, он скептически относился к мысли о том, что философия может чем-то помочь этике. Еще более важно то, что внимание к мельчайшим подробностям некоей гипотетической головоломки, которые снова и снова изучаются путем изобретения множества слегка отличающихся друг от друга сценариев, совершенно расходится с его стилем, который был нацелен на наиболее фундаментальные вопросы логики и языка. Это позволяет в какой-то мере понять, что сама Фут, должно быть, думала о той бурно разросшейся дисциплине, которую она ненароком породила.

Президентская степень

У наших философов было еще кое-что общее. Для них моральная философия была не просто абстрактным упражнением, которое ограничивалось тщательно выстриженными двориками средневековых университетов. По их мнению, она имела значение. Они участвовали в том, что происходило в мире, и считали, что это их долг. Но это было не каким-то особым долгом моральных философов, а общим долгом, проистекавшим из самого бытия человеком.