Убить Ангела

Сандроне Дациери Убить Ангела

Sandrone Dazieri

L’ANGELO

Издательство АЗБУКА®

* * *

Моей матери

I am an anti-Christ
I am an anarchist
Don’t know what I want
But I know how to get it
I wanna destroy passerby

SEX PISTOLS[1]

Часть первая

Глава 1. Midnight Special [2]

Ранее

Двое заключенных, оставшихся в камере, тихо переговариваются. Первый когда-то работал на обувной фабрике. Напившись, он убил человека. Второй служил в полиции и донес на начальника. Оба уснули в тюрьме, а проснулись в Коробке.

Башмачник спит сутки напролет, полицейский почти не смыкает глаз. Если оба не спят, то заводят разговор, чтобы заглушить голоса, которые становятся все громче, а в последнее время совсем не смолкают. Временами перед глазами их полыхают ослепительно-яркие цветные вспышки – сказывается действие лекарств, которыми ежедневно пичкают заключенных, и шлемов, которые надевают им на голову. Под этими шлемами узники извиваются как ужи на раскаленной сковородке.

Во время войны отец башмачника отбывал срок в городской тюрьме. В подвалах была комната, где осужденных заставляли балансировать на доске: одно неосторожное движение – и они падали в ледяную воду. Имелся там и каменный мешок, где узник мог поместиться, только сжавшись в комок. Никто не знает, скольких пытали и убили в подземельях этого здания. Говорят, тысячи.

Но Коробка хуже. Из той старой тюрьмы, если повезет, можно было вернуться домой. Вернуться искалеченным, поруганным, но живым. Так случилось с отцом башмачника.

А в Коробке можно только дожидаться смерти.

Коробка – не дом и не тюрьма. Это бетонный куб без окон. Дневной свет проникает в камеру сквозь решетку над головой. Двор такие, как они, увидят лишь однажды – перед смертью. Если тебя выводят на воздух, значит ты уже слишком болен. Ты напал на охранника или убил сокамерника, начал калечить себя или пожирать собственные экскременты, а может, перестал реагировать на препараты и стал бесполезным.

Полицейский и башмачник еще не исчерпали своей полезности, но знают, что осталось им недолго. Их волю сломили, они пресмыкались и умоляли о пощаде, но все-таки были раздавлены еще не до конца. И когда появилась Девочка, попытались ее защитить.

Девочке не больше тринадцати лет. С тех пор как ее бросили к ним в камеру с наголо выбритой головой, она не произнесла ни слова. Только глядела на них кобальтовыми глазами, казавшимися огромными.