Нутро толстяка дрожало от злости, ужаса и… и почему-то даже от предвкушения. Он с аппетитом поужинал. Тяга к отличной еде у Торжена не зависела от переживаний, живот неизменно требовал своего. Потому тарелки были очищены и «жертва» удалилась в спальню, чтобы ближе к утру, имитируя ранний подъем преданного делу слуги, вне зависимости от того, кем его полагают все прочие, перейти в кабинет. Оттуда еще вечером клятые служаки альсоров подчистую уволокли расчетные книги и прочие бумаги. Разумеется, все те, которые он держал на виду. У сенешаля была феноменальная память на цифры и все расчеты, не предназначенные для чужих глаз, он держал исключительно в собственной голове. Торжен, не удержавшись, тихонько хихикнул и подошел к красивой, панели из красного магохора — это вам не дешевый дуб или ясень — стенке кабинета и быстро зашарил по ней пухлыми ручками, нога, будто в танце, заскользила по паркету, нащупывая крошечный бугорок. Оп, попал!
Часть стены бесшумно отъехала в сторону, открывая вид на… нутро самого обычного шкафа, где висело несколько камзолов, плащ, шелковые шарфы да стояло с десяток аляповатых тростей. Воровато оглянувшись, сенешаль прислушался. Было тихо. Из коридора, где находился пост его тюремщиков-стражей, не доносилось ни звука. Торжен бочком втиснулся в шкаф и прикрыл створку. Только тогда нащупал внутри нужные планки и надавил. Одна из стенок шкафа приоткрылась в прохладу каменного полутемного коридора.
Сенешаль накинул просторный плащ, повесил на плечо франтоватую, тяжело звякнувшую сумку, протиснулся в изгибающийся плавной дугой коридор. На прощанье стукнул по боковой панели шкафа. Стенка быстро встала на место.
Торжен ринулся навстречу судьбе столь стремительно, что остановился, лишь заслышав треск материи. Клятая дверь придавила тонкую подкладку плаща, а сила разгона туши выдрала ткань из ловушки не без потерь. Тонкий шелк теперь выглядел так, словно был изжеван и выплюнут какой-то мелкой зловредной тварью. Сенешаль досадливо поморщился. С тех самых пор, как у него, сына древнего и нищего рода, в кошеле завелись деньги, он не терпел и намека на дыры в одежде. Однако возвращаться не стал. Проще выбросить испоганенную вещь, да купить новую позже, когда справится с делами. Толстяк решительно зашагал по пустому каменному коридору, оставляя прошлое за спиной.
Привычные безделушки и удобную постель (заказывал не у кого-нибудь, а у старого Гарзона) было жаль, но жизнь Торжен здраво ценил выше удобства, которое всегда можно купить. Были бы монеты! А они у сенешаля, разумеется, имелись, и там, откуда никто другой не достанет.
Боковой запасной коридор толстяк знал как свои пять пальцев, пользоваться доводилось не раз. Первым делом он свернул в отнорок у кухни, туда, где стояли, накрытые белоснежными расшитыми скатертями, именные столики для завтрака знатных жильцов дворца.
Расчет сенешаля оправдался. Столик с табличкой лоана Вероника уже находился среди прочих. И так же, как на прочих, на нем стояла фарфоровая супница с сомваррой. Традиционной утренней кашей альраханцев. Ее всегда варили с вечера, чтобы за ночь яство успело остыть должным образом и обрести все богатство вкуса. Ни один альраханец не брезговал сомваррой с утра. Пусть пару-тройку ложек, но употреблял неизменно.
Кухня только начинала оживать для дневных трудов на ниве ублажения желудков. Едва слышный гул голосов доносился через двойные двери в конце короткого коридора. Сюда, в стольную — предбанник раздаточной — никто отродясь не совался до приготовления первых блюд.
Бездельников главный повар Эронимо в своих владениях не держал, а к сомварре, сваренной лично, относился точно к святыне, вкусу которой может повредить даже колыхание воздуха в неурочный час. Потому сунуться в помещение мог разве что самоубийца, мечтающий о свидании черепушки с половником, или такой вот тайный злоумышленник, как Торжен.
Сенешаль усмехнулся и сунул руку в боковой карман плаща. Достал маленький кожаный мешочек белого цвета, очень плотно завязанный и пустой с виду. Торжен остановился напротив столика, назначенного клятой девке, подцепил салфетку над сомваррой (прикрывать крышкой кашу Эронимо разрешал только на пути от кухни до трапезной) и распустил завязки мешочка. Осторожно перевернул его над белоснежной, с розовыми прожилками кашей и встряхнул. То, что высыпалось из мешочка, не имело вкуса, оно даже цвета не имело. Лишь едва заметный просверк в свете вечно сияющего ровным золотом потолка.
Торжен встряхнул салфетку и снова накрыл ею супницу с сомваррой. Завязки стянули горловину махонького мешочка. Такого же пустого на первый взгляд, как и прежде. Отравитель спрятал его в кармашек плаща с предовольной улыбкой человека, исполнившего свой долг и получившего от ответственной миссии море удовольствия. Он шагнул назад в тени обходного прохода стражей. Дверь в камне снова встала на место. В помещение вернулась тишина.