Убить демократа

Коммерческий аналитический центр Аарона Блюмберга не имел ни приемной, ни парадного входа. Почта поступала на абонентский ящик, городской телефон был известен лишь чрезвычайно узкому кругу деловых знакомых Блюмберга, были засекречены и личные телефоны -- как самого Блюмберга, так и

его компаньонов.

Подняться в офис можно было только из подземного гаража, причем лифт был единственный, а ключи от него были лишь у самого Аарона, Макса и Николо. А ключи от квартиры Блюмберга -- вообще лишь у него. Только перед уборкой он оставлял их фрау Гугельхейм и затем тотчас же забирал. Так что, если вверху хлопала дверь лифта, можно было без труда понять, что появился кто-то из своих.

В этот день, 4 мая 1992 года, дежуривший у компьютера Макс, выйдя подышать свежим воздухом и полюбоваться веселящими глаз древними зелеными крышами старого Гамбурга, увидел сверху, как во двор вкатывает канареечного

цвета "ситроен" Блюмберга выпуска девятьсот лохматого года.

Поскольку сам Макс ездил на новеньком "порше", а Николо недавно купил себе "альфа-ромео", несоответствие машин хозяина агентства и его сотрудников невольно бросалось в глаза. Но Блюмберг нашел объяснение, которое, в общем-то, всех устроило:

-- А на кой мне, мать-перемать (это у него были такие придаточные слова, не имеющие никакого смысла ни в русском, ни в немецком языке), ваш сраный "порше"? Трястись над ним? А над этой тачкой я могу не трястись.

Он и не трясся. Даже с высоты мансардного этажа было видно, что "ситроен" ободран со всех сторон, откуда только можно. Не потому что Блюмберг не умел ездить, просто ему неинтересно было следить за такими мелочами, как расстояние от его машины до мусорного бака или асфальтового катка. Ездить же он умел. Однажды после случайной драки с водителями-дальнобойщиками Блюмберг так провел огромный "вольво"-рефрижератор по глинистому откосу, что потом местная полиция все выпытывала у него, не выступал ли он на евроазиатских или других ралли.

Но сегодня шеф, похоже, был настроен вполне благодушно. Он всего-навсего рассыпал в стороны черные пластиковые мешки с мусором на подъезде к дому и вкатил в

подземный гараж, лишь слегка ободрав дверцу. А еще через десять минут Макс услышал гул лифта и хлопанье дверей -- сначала лифтовой, а потом мансардной.

Пауза. Сейчас должна упасть вешалка. Из тех старинных, с чугунной основой и облицовкой из старого дуба.

Ага, упала. И, кажется, не слишком удачно. Удачно -- это когда она била рогом по голове. А неудачно -- когда чугунной станиной по колену или по голени.

Н-да, неудачно.

Минут десять шеф обнаруживал свое присутствие лишь возгласами типа "мать-перемать", потом начал появляться сам. Частями. Сначала в дверном проеме показалась плешивая голова хорошо и с разных сторон повидавшего жизнь человека. Потом показались плечи в сером твидовом пиджаке с клетчатым шарфом. Потом появилось ушибленное колено Блюмберга, которое он волочил за собой, как раненый солдат ногу. Затем появилось здоровое колено Блюмберга, а с ним и

весь шеф в виде несколько помятом и скукоженном от боли в колене, но вполне нормальном. Вполне. Бывало и хуже.

В итогу всех передвижений Блюмберг с ногами забрался в старинное кресло-качалку, которое невозможно было выбросить по причине его необыкновенной тяжести и прочности, немного покачался и сказал, предварив

немецкую фразу некоторым количеством вводных слов типа "мать-перемать":

-- Что у нас, мать-перемать, происходит в Тампельсдорфе?

Макс удивился. В Тампельсдорфе, мать-перемать, не происходило ничего. В нем ничего и не могло происходить. Это был небольшой гражданский аэродром, оборудованный для внутренних перевозок. Там стояло несколько личных

спортивных самолетов местных жителей, тройка вертолетов, а

также располагались аэродромные службы, которые обеспечивали движение на этой далеко не самой оживленной линии Вестфалии.

Но Макс не стал пререкаться с шефом. Он вошел в терминал Тампельсдорфа, взял необходимые данные, сделал распечатку и протянул Блюмбергу.

Тот выхватил листок так, как рвут газету с сенсацией из рук уличного продавца.

-- "Четвертое мая, 16.30, -- прочитал он. -- Приземлился частный самолет типа "Сессна" компании "Лиетува". Четвертое мая, 18.20. Приземлился частный самолет типа ДС -- "Дуглас" компании "Даугава". Все?

-- Все, -- подтвердил Макс, не чувствуя за собой ни тени вины за скудость информации.

Но Блюмберг был настроен совсем не миролюбиво.

-- Ладно, мать-перемать, -- сказал он. -- Про тебя я уже все понял. На коленку ты мне не то что компресс не положишь, ты ее пальцем не тронешь. А если тронешь, так только для того, чтобы прижечь ее горячим утюгом. Про то, чтобы поднять эту гребаную вешалку в прихожей, я и говорить не буду. Потому что ты просто не поймешь, о чем это я с тобой толкую. С этим все ясно. Но

две вещи ты для меня все-таки сделаешь! Всего две. Понял? И попробуй, перемать, не сделать!

-- Первую я уже сделал, -- с усмешкой отозвался Макс и протянул шефу почти полный стакан темного липкого вина под названием "Портвейн Кавказ".