Убить демократа

-- Ему не нравилась ползучая реабилитация Сталина, которая происходила в стране. Вся его семья погибла в ГУЛАГе. Решающим стало вторжение наших войск в Чехословакию. Пражская весна, если помните. Он был в составе группы, которая арестовала Дубчека и членов его правительства и доставила в их Москву. Что я всем этим хочу сказать? Только одно. Полковник -- человек, слову которого можно верить. И если он говорит: это серьезно -- это действительно серьезно. Теперь вы разрешите мне включить запись?

-- Включайте. Впрочем, еще секунду. Почему вы называете его полковником? Насколько я знаю, он разжалован, лишен всех наград и заочно приговорен к смертной казни. Приговор не был отменен, просьбы о помиловании

не поступало. Какой же он полковник?

Профессор улыбнулся:

-- Вот вы -- политик. Если вас завтра назначат дворником, вы перестанете быть политиком? Нет. Просто вашей аудиторией будет не Госдума, а метлы и мусорные баки. Можно человека разжаловать, можно расстрелять. Но если он по духу своему полковник, а особенно полковник-разведчик, им он и

останется. Даже мертвый. Из этой же категории и полковник Аарон Блюмберг. Это у него сейчас такая фамилия.

-- А настоящая?

-- Арон Мосберг. Это одна из самых старых и уважаемых чекистских фамилий. Отец и мать Арона были расстреляны, сам он воспитывался в специнтернатах для ЧСИР. Знаете эту аббревиатуру? Член семьи изменника Родины. У него могла быть блестящая карьера в КГБ. Просто феерическая. Он был самым молодым полковником в истории советской разведки. Но он выбрал другой путь. И я сейчас даже не могу сказать: к сожалению или к счастью.

Шишковец нахмурился. Профессор явно позволял себе лишнее. К тому же он все время вел свою линию в разговоре, легко игнорируя попытки собеседника перевести речь в другую плоскость. И это тоже раздражало Шишковца. Пора было

наконец поставить Профессора на место.

-- Давайте будем придерживаться общепринятых терминов, -- мягко предложил он. -- Мы можем как угодно относиться к деятельности этого Блюмберга или Мосберга, но для России, которая объявила себя правопреемницей

Советского Союза, он -- преступник, осужденный на смертную казнь за измену Родине. Воспримем это как данность. Вы меня поняли? И давайте больше не возвращаться к этой теме.

Профессор допил кофе, вынул из диктофона кассету, сунул ее во внутренний карман своего коричневатого, бугрящегося на крупных мосластых плечах пиджака. Потом вызвал дежурного, приказал:

-- Линию с Москвой, срочно.

Он назвал номер линии. Шишковец знал этот номер. Это был прямой канал связи с одним из ближайших помощников президента.

-- И билет до Москвы на первый утренний рейс, -- продолжал Профессор. -- В туристский класс. Спокойной ночи, Андрей Андреевич. Извините, что попусту вас потревожил.

-- Вы хотите сказать, что улетаете в Москву?

-- Да.

-- Но... Заседания Балтийского клуба не закончились. И вы должны...

Профессор усмехнулся:

-- Пытаюсь припомнить такой же дурацкий разговор за последние хотя бы года три -- нет, не припоминается. Я вам, голубчик, ничего не должен. И вы мне ничего не должны. Не знаю, как у вас, а у меня кредитор всего один. Я должник России. И только. Ваше положение выше моего. И вы можете отдать мне

приказ. Но сделать это сможете единственным способом. Обратиться к своему руководству, оно обратится к моему, а мое руководство, если сочтет нужным, отдаст мне приказ. Вот этот приказ я буду обязан выполнить. И никакой другой. Разумеется, кроме прямого приказа президента. Я пригласил вас на эту

встречу, чтобы вы из первых рук получили информацию огромной, стратегической важности. Вас она не интересует. Что я могу сказать? Ничего. Полагаю, в Москве есть люди, которые менее озабочены собственными амбициями. А если таковых и там нет, мне придется уйти в отставку и с деревенской завалинки

смотреть, как распадаются остатки того, что было когда-то великой Россией.

Шишковцу недаром прочили большое будущее. Он умел правильно оценивать ситуацию и быстро принимать решения. Он вдруг ощутил себя мальчишкой-первокурсником перед этим старым жилистым грифом, в котором чувствовались такая сила и уверенность в своих силах и правах, которым не было логического объяснения, но которые были основой этого человека. Более того, Шишковец ощутил, что такие люди, не мелькающие на телеэкранах и газетных полосах, не известные никому, -- они-то как раз и есть настоящие

властители государства, какие бы должности они ни занимали. Они действительно служили России, верили в это, и эта вера давала им фактическую, а не назывную власть в стране. На их фоне даже самые известные и авторитетные политики выглядели не более чем марионетками, которых

заставляет двигаться скрытый за кулисами кукловод. Одним из таких кукловодов и был этот жилистый, мосластый старик. И Шишковец понял, что сейчас решается его будущее. А в таких случаях уязвленное самолюбие плохой советчик, его лучше на время запрятать поглубже в карман.

Это Шишковец и сделал.