– А куда кролики подевались? – с непрожеванным куском торта неожиданно поинтересовался он.
Наверное, втихаря смотался ушастых проведать, а там полное клеточное запустение.
– Не я, – судя по реакции Танго, меня он и не подозревал.
– А я как раз причем, – горделиво поглядывая на подруг, похвасталась Алисия.
– Не рассказывай! – шутливо запретила Ляля. – Он на нас в ментовку заявит!
Танго можно много в чем заподозрить, но не в братских отношениях с ментами. А зря. Он, по-моему, до сих пор случается свидетелем всяких мелких преступлений. Но доверчивым девочкам об этой стороне жизнедеятельности эмо-боя знать не следует.
– Мы их сперли. Договорились с братом, у него машина подходящая.
– А потом – раздали!
– Разделали?
– Нет! Глухой, что ли? Раздали!
– Я вас обожаю, – уверенно заявил Танго. – Девчонки, вы просто прелесть. Со всех сторон!
Умудриться сказать такую приторную ересь приятным голосом может только он.
А потом они наперебой принялись рассказывать про происки злодеев, которые хотят прикрыть эмо.
– Хрен им в обе руки. Не парьтесь, мои сладкие. В этой стране запретить можно только отстрел чиновников по пятницам. Сменим окрас, и все дела.
– Вот еще, – пожала худенькими плечами Оля. – Быть может, и тату свести?
– Готов поспорить на что угодно, но рано или поздно вы сами перекраситесь.
– А мало ли что будет потом. Надо жить сегодня. Завтра уже будет другая я. А сейчас – мне нравится, как я выгляжу.
– А мне-то как нравится, – картинно закатив глаза, взвыл Танго.
– А что у тебя с головой? – смешно надувая губы, поспешила удивиться Оля.
– Враги. Происки недружелюбно настроенной гопоты. Как жить? Была такая клевая прическа, а теперь приходится уподобиться йогу и успокаивать раскаленные несправедливостью мозги. Хотите, научу?
– Чему?
– Всему. Я необычайно разносторонен. Самому иногда жутко, какой я разносторонний тип.
– По-моему, йоги плешивые, – засомневалась Ляля, – а у тебя кое-что на голове осталось.
Танго тут же уточнил, что у него и в голове осталось много полезного. Продемонстрировал пирсинг языка, пошевелил окольцованными бровями, постучал по черепу. Все перепугались нетипичного для костей звука. Потом догадались, что он синхронно барабанил второй рукой по ножке стола. И кинулись его колотить.
– Убьете же, паразитки, – притворно стонал Танго, прикрываясь острыми локтями. Об которые все поотбивали руки.
– А йоги бывают эмо? – отдышавшись, спросила Оля.
– А то! Что не йог – эмо. Хваткие ребята. У них в Индии эмо – завались. Только они шифруются. Такой законсервированный эмо-подвид. Сейчас поясню. Вот, к примеру, я дам тебе жестяную банку консервов…
– Давай, а то жрать охота, – пробудилась от раздумий Алиска.
– Блин, я к примеру. Фигурально выражаясь! Ты же нипочем не поймешь, что в ней внутрях.
– Я этикетку прочитаю, – медаль Алисе за находчивость.
– А я ее, типа, уже содрал! – парировал Танго, забирая у Оли откушенную половину бутерброда с сыром.
– Тогда сложнее…
– Вот! – торжествующе завопил Танго, вырывая у Алисы остаток сыра и быстро запихивая его себе в пасть. – Так и йоги. Внутри эмо, а без этикетки хрен догадаешься. Шифруются. Сидит такой нирванистый кекс на гвоздях, а внутри – просто эмоциональный пожар. Но виду не кажет, красавец такой. Зато, когда они начинают отплясывать – все сразу ясно – эмо.
Завиральская волна подхватила и понесла воодушевленного Танго в сторону гибельного водоворота. Он округлил неморгающие глаза, загнал брови вверх, весь его вид воплощал неимоверную правдивость. Сразу видно, врет и врать будет долго.
– Помнится, у меня была банка горбуши. Я про нее как-то забыла, а потом вспомнила, – воспоминания были явно не из приятных.
Алисия скорбно глянула на свои черные коротко остриженные ногти.
– И при чем тут йоги?
– Притом. С виду нормальные консервы, а как нож воткнула, оттуда как рванет!
– Вот, – вкрадчиво пропел Танго, – снаружи тишь да гладь, а внутри…
Все на минуту притихли, осознавая непознанные перспективы бытия.
– А чем мы им могли помешать? Я власти имею в виду, – очнулась любознательная Ляля.
– Первое, – Танго откинул несуществующую челку и задрал вверх грязноватый указательный палец, – мы потенциальные рабы.
По-честному, мы разом охренели от такого предположения.
– Хватит ржать. Рабы и рабыньки. Раб – ценное имущество, создающее материальные ценности. А эмо якобы склоняют неокрепшие юные умы к суициду. То есть уничтожают ценное имущество государства.
– Фигня, – не выдержала я. – Просто у кого-то из власть предержащих ребенок стал эмо. Прикинь, приходит он домой такой весь властью пропитанный, а там такое! Маленькая непонятная дряннушка, которая без всякого пиетета относится к папаше. Эмо не влом сказать отцу родному, что она думает про тупого, спесивого дурака. Вот вам и результат.
– Власти – полный отстой! – поддержала меня Ляля.
– А что такое пиетет? – оживилась Оля.
– Фигня. Просто из нас сделают козлов отпущения. Мы в их понимании хуже панков.
– Панки – нормальные ребята! – отрапортовала Оля.
– Ну, тогда гопников.