Убить Герострата

Он сел рядом на камешек. Странно, но я сразу почувствовала к нему расположение. Может, потому что мы оба рыжие? Гена был моложе меня, высоченный, худой. Непонятные - не прямые, но и не вьющиеся – волосы апельсинового оттенка подстрижены во что-то, напоминающее сэссон, за конопушками не видно лица, дымчато-голубые веселые глаза. Короче, Гена был до жути похож на Андрея Григорьева-Аполлонова, одного из “Иванушек-International”, с которым мы были шапочно знакомы еще в те далекие времена, когда он работал в сочинском Доме Моды.

- Вы, наверно, собачница? – Гена почесывал развалившуюся между нами Лотту за ухом.

- Нет, - с сожалением ответила я. – У меня никогда собаки не было. Хотя всегда хотела. Только маленькую – таксу или бульдога. Ген, а давайте перейдем на ты?

- Да как-то неудобно, - засомневался он.

- Неудобно на потолке спать. Одеяло сваливается.

Немного поколебавшись, Гена согласился. Мы сидели, болтали о том, о сем – в основном, о собаках. И все это время мне не давало покоя какое-то неприятное чувство, словно муха ползала по спине.

Я повернулась и увидела Корнилова, сидящего на крыльце. Он смотрел на меня, как испытатель нового средства для эвтаназии тараканов на своих подопытных: со смесью научного азарта, отвращения и вожделения. На его языке это означало, скорее всего, банальную ревность.

Лучше бы ты раньше так на меня смотрел. Или я, дура такая, не давала повода? Наверно, не давала. Разве муж – это повод?

Когда Гена ушел, Корнилов спешно занял его место. Лотта фыркнула и поспешила удалиться.

- У тебя с ним что-то есть? – строго вопросил он.

- С кем, с Геной? – удивилась я.

- Это рыжий – Гена? Нет, с другим. У которого пальцы веером.

Вот уж чего-чего, а пальцев веером в данном случае никак не наблюдалось. Скорее, в этом можно было заподозрить Петюню. Я снова начала звереть:

- Твое-то какое дело?

- Да нет, никакого, - тяжело вздохнул он, разглядывая свои торчащие из сандалий грязные ногти. – Просто… Помнишь это:

                   Прощальный шепот листьев алых

                   В печальной сказке ноября

                   И те слова, что я сказала:

                   “Прости, но я люблю тебя…”?

Я впилась ногтями в ладони, чтобы не завизжать. Больше всего мне хотелось треснуть ему чем-нибудь по “идиотке” и усугубить уже имеющуюся черепно-мозговую травму. Но как-то сдержалась и только процедила сквозь зубы:

- Не помню. Ничего не помню.

- Жаль. А я думал…

Я резко встала и пошла к озеру. Лотта, лежащая под кустом жасмина, рванулась было за мной, но увидела, что Корнилов плетется сзади, и отстала.

Духота давила, воздух стал словно густым и липким. И даже просыпавшийся время от времени ветерок ничем не мог помочь. Неподвижная, как темное зеркало, вода с застывшими паучками-водомерками так и тянула к себе. Искупаться бы! Но купальник через два участка, под кустом. Может, в хозяйстве найдется хоть какая-нибудь лодчонка?

Стихи, которые вспомнил Герострат, как испорченная пластинка, крутились в голове – раз за разом. Какая же я была дура!

Подожди-ка!

Я повернулась к Корнилову, который сидел на бережке поодаль, не решаясь подойти ближе.

- Иди сюда!

Он послушался. Вот так! Стоять, лежать, бояться! Только теперь мне все это не нужно.

- Помнишь, ты говорил, что у тебя сперли открытки и письма?

- Да. Это, наверно, было на Новый год. Родители уехали, и у меня была… тусовка. Да, точно, 30-го коробка была на месте, а 2-го я наводил порядок…

- Как звали ту девицу? – я еще толком не знала, что хочу сделать, но что-то такое уже смутно вырисовывалось.

- Лиля.

- А… Или нет, вот что. Пошли в дом. Сейчас ты напишешь список – всех, кто у тебя был на Новый год. Имена, фамилии. Если знаешь, то отчества и год рождения.

- Фамилии, явки… Зачем?

- Надо!

- Ладно. Если вспомню, конечно. Только скажи, долго еще здесь торчать?

- Можешь убираться хоть сейчас.

- Тогда зачем меня сюда привезли? – возмутился Герострат и картинно тряхнул головой, изображая праведное негодование.

- Не твое дело! – заорала я, окончательно теряя самообладание.

- Аль, ты только не нервничай, а? – попросил он каким-то испуганным голосом. – Пошли, я все напишу.

В списке оказалось штук пятнадцать фамилий. Ни одной знакомой.

Включив компьютер, я нашла Женькино “мыло”, выбрала “Ответить” и задумалась.

А чего, собственно, я хочу?

“To Baibak from Martyshka. Женюра, сама не знаю, что мне от тебя надо. Но ты же умная… мужчина, придумай что-нибудь. Внимай. Комиссарова убила бывшая мадам Ладынина – та самая Стеклова, которой в списках не значится. Но доказательств у меня – увы! – несть. Мало того, “Андрея К.” (ты знаешь, кто это) специально подставили. Сейчас он в розыске. А кто-то из этого списочка помогал Ладыниной”.

Далее я набрала “списочек” и отправила письмо. Ответ пришел на удивление быстро:

“А на кой ляд это надо тебе?”

Подумав, я ответила:

“К. – мой…”

Подумала еще и добавила унылый “смайлик” со ртом-скобкой вниз. Посидела, подождала ответа и выключила машину.

- Обед готов! – традиционно завопила Катерина.

Гроза так и не разродилась. С озера пахло водой – мятно и маятно. Приторную ноту добавлял разогретый полуотцветший жасмин. Я не знала, чем заняться.