Убить Хемингуэя

Те книги, которые я не могу довести до ума, только подчеркивают печальный факт, который нам с тобой давно известен. Я не могу выбраться из этого состояния просто за счет терпения и выносливости, как я столько раз делал это в прошлом. Я уже смирился с тем, что я не из тех, кого ждет belle epoque.

Все сейчас так плохо, дорогая, как не было плохо никогда. Я могу подождать и потерять время в надежде на улучшение, но надежда – это такой соблазнительный, проклятый праздник, который всегда с тобой, что я, скорее всего, превращусь в полную развалину и уже не смогу действовать, когда наконец уверую, что никаких перемен не будет.

Я часами лежал в то темное время, в которое, как ты знаешь, мне хуже всего, и думал обо всем, взвешивая проклятые, никуда не годные варианты. Бодрствовал я или спал (а с этими таблетками и разрушенной памятью после шоковой терапии все труднее было различать) – я все равно понимал, что это тот ужасный кошмар, от которого нельзя избавиться, проснувшись. Все ведет к усталости, и человек не может справиться с ней (удовлетворительно), если он лишен своего дела.

Поэтому так: самоприговор и самопрезрение, раскаяние и освобождение, которое принесет нажатый курок.

Пожалуйста, убеди мальчиков, что так оно и должно было быть.

Еще раз, прости меня, дорогая, за всю эту чехарду.

С любовью, Эрнест.

P. S. Котенок, уничтожь эту записку, прежде чем позвонишь кому-нибудь.

Гектор перечитал письмо еще раз. Он решил выполнить пожелание Хема – последнее, что он мог сделать для своего старого друга.

Он подвинул пепельницу и достал «Зиппо», зажигалку, которую Хем подарил ему столько десятилетий назад.

Он щелкнул зажигалкой и поднес огонек к углу письма Хема.

Скоро письмо превратилось в кучку пепла. Гектор посмотрел на чемодан… подумал, не прочитать ли что-нибудь из Хема или что-то свое, но ресторан в этот день закрывался рано из-за ледяной бури.

Вздохнув, Гектор надел пальто и шарф, застегнул пуговицы и выскользнул в ледяной шторм. Он прошел примерно ярдов двадцать, когда перед ним возник крутой парень и сунул ему в грудь пистолет.

– Бумажник, – потребовал мальчишка. – И чемодан.

– Ух ты, послушай, сынок, ты ведь…

Сзади появился еще один парень, который ударил его чем-то тяжелым по голове. От удара Гектор растянулся на тротуаре.

Он пришел в себя минут через десять. Приподнявшись, осмотрел ледяную пустынную улицу. Бумажник валялся у ног, только денег там уже не было.

Чемодан Хема исчез. Гектор выругался и встал.

Донован Криди ехал через Силвер Спрингс, стараясь опередить шторм, время от времени поглядывая на драгоценный старый чемодан, стоящий на пассажирском сиденье рядом с ним.

Криди Лос-Анджелес, 1969

Лекарство от преступления не электрический стул, а стул наверху.

Дж. Эдгар Гувер

Когда это произошло в первый раз, Криди организовывал наблюдение за штабом писательской мастерской Уоттса. Мастерская представляла собой писательскую группу для молодых черных писателей, которых отыскивал сценарист Бадд Шулберг после катастрофы бунтов Уоттса. Еще один провал: Криди и иже с ним довели расовое напряжение до предела. Они надеялись, что бунты продолжатся… потребуют дополнительного военного и гражданского вмешательства. В случае везения всю компашку можно было бы ликвидировать. Шулберг был первым кандидатом в концентрационной лагерь. Мудак.

Криди наблюдал, как актер Япет Котто покидает мастерскую, и дивился, как это актер может быть одновременно негром и евреем. Криди видел, как некоторые члены мастерской Уоттса шутили по этому поводу.