Убить Ланселота

– Вы сами просили принести жертву перед обедней.

– Точно… Просил… Ну тогда привяжи к той скале.

Монахи в линялых хитонах вывели Фуоко. Девушка извивалась, мычала, пыталась пнуть Эрастофена – все тщетно.

– Постарайтесь придать ей сорок шестую позу отчаяния. Что, его преосвященство еще не появился?

– Не, – помотал головой тот из рабочих, кто вбивал в скалу бронзовое кольцо. – Гуляет.

– Сказал, задержится у варваров, – не поднимая глаз от плана логова, подтвердил Люций, – Финдир прибудет пораньше… Да куда ж ты цепь вешаешь, придурок! – заорал он на рабочего. – Это же сорок шестая поза!

Грохот, который подняли рабочие, заглушил звуки шагов на лестнице. Один лишь Эрастофен мог сообразить, кто спускается в пещеру, но он чересчур увлекся своей – сказкой.

– …и когда Золушка – нищая, оборванная, слепенькая – просила подаяния, ей бросали пуговицы и щепки. А все потому, что замарашкам нечего думать о принцах.

– Ты уверен?

Огненный шар выкатился к ногам Эрастофена. Демон с удивлением посмотрел вниз:

– Ты кто, чучело?

– Сейчас узнаешь. Какую ногу тебе откусить первой?

– А, ты… – В голосе Казначея скользнуло разочарование.-Дамаэнур. Вот уж не думал, что ты настолько неразборчив в подборе невест. И что ты в ней нашел? – Он махнул рукой в сторону пылающей горы-Инцери. – Ляжки как у коровы, глаза на мокром месте. Впрочем, у каждого свои вкусы.

Он отвернулся и словно бы заметил Истессо:

– Ба! И Ланселот здесь! Какими судьбами? Дай хоть обниму тебя, негодник. Тоже за девицей?

Ланселот придержал философа:

– Не стоит, Эра. То Финдир на шею кидается, то ты… Так и устать можно.

– Чудак-человек! – добродушно прогудел Эрастофен. – Обижаешь, ей-богу. Куда ж ты?

Истессо отодвинул философа в сторону и пошел к скале, к которой была прикована Лиза. Служки окончательно заклепали цепи. Собрали стремянки, молоты, клинья и отправились восвояси. Ланселот дождался, пока мимо пройдет первый из них, и поставил ему подножку.

– Обижаете, сударь-господин, – пробасил тот, вставая. – Рабочего человека всяк рад обидеть.

– Ничего, утрешься. Назад давай. И молоток не забудь.

– Чего это?

– Цепи снимешь. Ну? Чего глазами лупаешь?

Рабочий тупо моргал, не понимая, чего от него хотят.

– Зря ты это, Хоакин. – Эрастофен неслышно подошел сзади и стал за плечом Истессо. – Ребята старались, камень буравили. Да и рабочий день уже закончился.

Жаркое марево вскипало в воздухе, разделяя Лизу и Хоакина. Стрелок отобрал у рабочего молот и зубило и пошел сквозь колеблющуюся стену. Чадное масляное пламя взлетело к потолку, обжигая. Ланселот не удержался, рухнул на колени. Лицо и руки его покрылись волдырями, одежда дымилась. Обожженные ноги не держали.

– Да кто она тебе? – донеслось, словно сквозь толщу раскаленного песка.-Любишь ее? Да? Ну тогда ползи.

Хоакин попытался встать. По обожженному лицу текли слезы. Кровь вскипала, в ушах бились тонкие голоса из снов:

«Кто ты?! Кто?»

Огромная саламандра ворочалась в своем пылающем ложе. Огонь, жар, свет… снова пламя. Багровые языки, оранжевые протуберанцы, золотые искры, фиолетовая кайма. Горестная складка в уголках губ Инцери. Лоснящаяся шкура – черная в огнистых трещинах, – словно магма проглядывает сквозь корку шлаков.

«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

Вот он – барьер, отделяющий Инцери от зверя великого. Вскипающая клубами раскаленного воздуха стена. Испепеляющая все и вся ненависть. Ненависть к себе.

– Дамаэнур, что же ты?! – отчаянно закричала Маггара. – Ты один можешь помочь. Спаси ее! Не стой!

Дамаэнур бросился на Эрастофена. Атаковал со всей яростью огненного властителя – грациозно, мощно. Свились плети пламени, камень вскипел от жара.

Вот только бесполезно это – пытаться сокрушить того, кто живет за счет ненависти. Чем больше ярится принц элементалей, тем сильнее становится демон. Кому нужна месть вместо любви? Уж явно не девчонке, запутавшейся в самой себе.

– Дуралей! Не ожидал, да? Ах-ха-ха! Как тебе невестушка?

Стена пламени наливается мощью. Вскрикивает Лиза, но крик гаснет в жарком мороке. Раскалеиный воздух колеблется, свивается голубоватым покрывалом.

– Вставай, Хоакин! Вставай!

Маггара заметалась над стрелком, не в силах приблизиться. От ее крыльев веял нестерпимый жар. Истессо закрыл обожженное лицо руками. Волна кипящего воздуха смела Маггару, отбросила в объятия Гилтамаса.

– Если не ошибаюсь, вполне возможно, что мы проиграли… – пробормотал Квинтэссенций. – Такое ощущение намечается.

– Ну, ребята, – крикнул Эрастофен, спихивая Дамаэнура в огонь. – Что вы еще можете? Гилтамас, ты пырнешь меня ножичком? – Он повернулся к философствующему камню: – Или ты заговоришь меня до смерти, бог-неудачник?

– Если б вы знали, насколько все непрочно, – вздохнул Квинтэссенций. – Извините. Я слишком хорошо вижу все пути…

– Болтун! – Эрастофен присел перед маленьким богом на корточки. – Людям не нужно твое знание. Слышишь? Им нужны мессии. Те, что уверены в себе. Те, что втопчут своих последователей в грязь и по их плечам отыщут дорогу.