Убить лучше по-доброму

Миранда вздрогнула, и я взглянул на ее лицо в мерцающих отблесках 84-дюймового экрана. Глаза закрыты, губы приоткрыты. Она уснула. Вместо того чтобы смотреть кино, я стал разглядывать ее. Темные тени подчеркивали изгибы ее тела, а лицо, освещенное экраном телевизора, казалось черно-белым. Ее губы приоткрылись чуть больше, жилка билась на виске. Меня восхищала ее дикая, необузданная красота, хотя я понимал, что в старости она будет совсем другой. Ее лицо, округлое, как у куклы, станет рыхлым, а соблазнительные формы обвиснут. Но старость ей не грозит. Я убью ее, не так ли? Одна мысль о безнаказанной мести дарила мне безмерное наслаждение и ощущение собственной силы, власти, хотя к ним и примешивались страх и печаль. Я ненавидел свою жену, но ненавидел потому, что когда-то любил. Возможно, я совершаю ошибку, о которой буду жалеть всю оставшуюся жизнь? Откуда такие мысли, откуда этот страх? Мне хотелось поговорить с Лили, услышать, как она рассуждает об убийстве – так просто и буднично, словно сообщает о том, что собирается выбросить старый диван. Но мы договорились не общаться какое-то время, не встречаться, пока я не съезжу на неделю в Мэн, и это была еще одна причина, по которой я с нетерпением ждал поездки в Кенневик. Каждый день приближал меня к встрече с Лили.

* * *

Джон, консьерж, сообщил мне, что Миранда в ресторане «Конюшня», и предложил отнести мои сумки в номер. Я поблагодарил его и направился к винтовой лестнице колониальной эпохи, которая вела на нижний этаж гостиницы. В ресторане, получившем свое название благодаря тому, что некогда здесь держали лошадей, были каменный пол, каменный камин и длинная дубовая барная стойка наподобие борта яхты. Миранда сидела одна в баре и оживленно болтала с барменшей в татуировках. Ее звали то ли Сид, то ли Синди. Никак не мог запомнить.

Прервав их разговор, я поцеловал жену, обратив внимание на отсутствие запаха сигарет на ее губах, и заказал «Хендрикс». Я снял свой шерстяной свитер, который успел промокнуть, пока я шел от машины до гостиницы. В Бостоне моросило, а в Мэне дождь уже лил как из ведра, «дворники» еле успевали протирать лобовое стекло.

– Ты весь мокрый, – сказала Миранда.

– Там ливень.

– А я и не знала. Не выходила весь день.

Сид/Синди принесла мой заказ.

– Ваша жена живет полной жизнью, – сказала она хриплым голосом и рассмеялась.

– Уверен, так оно и есть. – Я обернулся к Миранде. – Чем занималась сегодня?

– Не сидела сложа руки. Я подобрала мебель для каждой гостевой комнаты, потом пошла на массаж и ждала, затаив дыхание, своего супруга. Ах да, совсем забыла, – она подняла почти пустую кружку пива. – Мы проведем целую неделю вместе. Выпьем за это. Отпив большой глоток холодного джина, я сразу почувствовал, что согрелся.

– Ты ел что-нибудь? – спросила Миранда.

Я сказал, что нет, и открыл меню.

Мы сидели в баре до самого закрытия, и я успел напиться так, что забыл, зачем приехал в Мэн на целую неделю. Когда мы с Мирандой, спотыкаясь, дошли до нашего номера и, голые, свалились на гигантскую кровать, я забыл и Брэда Даггета и даже Лили.

Утром дождь прекратился, облака умчались к морю, и наступил один из лучших октябрьских дней. Пронзительно голубое небо и деревья будто в красно-желтых цветах. После обеда мы с Мирандой прогулялись до дома. Я засек время; двадцать пять минут по Микмак-роуд, ненамного дольше, чем вдоль утеса. Трасса 1А – самая загруженная в этой части мира, но отрезок Микмак очень живописный, с крутого берега открываются потрясающие виды на Атлантический океан, так что пока мы шли, мимо нас пронеслось много машин. Микмак-роуд ответвляется от трассы 1А в центре Кенневика, затем проходит мимо бухты и пляжа – это три основные части города. Пляж представлял собой протяженный песчаный отрезок, усеянный коттеджами, а через дорогу располагалась стоянка для кемпинга, которую летом заполняли дома на колесах. Кажется, Миранда говорила, что Брэд владеет несколькими коттеджами, которые сдает в аренду, а в одном из них живет после развода круглый год. Тогда я не обратил внимания на это, ведь я не думал, что он спит с моей женой. Но теперь я обращал внимание на все.

На подъездной дорожке у дома стояла только одна машина – пикап «Тойота» с надписью на бампере «Если бы Бог не хотел, чтобы мы ели животных, Он не стал бы делать их из МЯСА».

– Это Джим, – сказала Миранда. – Он штукатурит стены в подвале.

Мы обошли дом сзади и вошли через патио. Я невольно вспомнил, как в прошлый раз следил за ними, когда они курили на кухне, а вечером, лежа на земле в конце тропинки, идущей вдоль утеса, смотрел, как они трахаются в нашей гостиной.

– Вот увидишь, какой у нас бар! – Миранда вела меня по прихожей, где уже закончили укладку паркета, и ее шаги звонким эхом разносились по пустынному дому. Джим был внизу, он слушал рок-классику по запыленному радио и обедал, разложив еду на пластиковом ведре, перевернутом вверх дном. Он смутился, увидев нас, словно мы застали его спящим на работе, и убавил звук.

– Брэд приедет позже. Вы его ищете?

– Мы просто смотрим. Тед не был тут уже…