Убить лучше по-доброму

Набив рюкзак, я застегнула молнию и подняла его, чтобы убедиться, что утром смогу дотащить до колодца. Рюкзак был тяжелый, но подъемный. В квартире остались только предметы для рисования. Три холста стояли у стены так, чтобы не было видно то, что изображено на них. Четвертый холст все еще был на мольберте. Это оказался лишь набросок, несколько мазков поверх карандаша, но я поняла, что это бассейн позади дома, а в углу бассейна – набросок фигуры. Лишь смутные очертания, но было понятно, что это я. Холст был маленький, не больше среднего экрана телевизора. Я сняла его с мольберта и согнула так, что хрупкая деревянная рамка треснула, затем я положила его на пол и навалила сверху другие холсты. Я едва взглянула на них, но мне показалось, что это законченные картины. Абстрактные мазки и пятна разного цвета, смутно напоминавшие фигуру. Он рисовал не лучше меня.

Мольберт принадлежал Чету, я была уверена, что никакого мольберта в квартире не было. Он был маленький, на трех ногах. Я сложила его так, что получился небольшой чемоданчик – деревянная коробка в пятнах краски, с ручкой, и бросила его на холсты.

Я осмотрелась вокруг, думая, все ли собрала. Даже если я что-то забыла, все подумают, что Чет сам это оставил.

Палец болел в том месте, где я содрала ноготь. Я осмотрела его. Кровотечение прекратилось, кровь стала темной и липкой, и, кажется, я ничего не испачкала в квартире. Внезапно мне захотелось уйти отсюда, вернуться в свою спальню. К тому же я проголодалась. В холодильнике еще оставался кусок пирога, если родители не добрались до него.

* * *

Я поставила свой будильник в форме совы на шесть часов. Но когда часы заухали, я уже проснулась, встала и почти оделась. Мне удалось немного поспать, но это был такой сон, когда слышишь малейший шорох, стук и шелест, которыми полнится старый дом, когда думаешь, что не сомкнул глаз, а потом осознаешь, что странные мысли в голове на самом деле были снами, и что задернутые занавески уже светятся в лучах восходящего солнца.

Пришлось трижды сходить к колодцу, чтобы унести все вещи из квартиры. Первым я притащила рюкзак, это было самым сложным. Я волокла его по тропинке, когда стало слишком тяжело нести. На лугу мои джинсы промокли от холодной росы. Я заглянула в колодец, прежде чем скинуть туда рюкзак. Чет был там, погребенный под камнями. Несколько неуклюжих черных мух кружили над телом. Потом я притащила три больших холста. Они оказались легкими, но нести их было неудобно, и мне пришлось сломать на одном подрамник, чтобы сбросить в колодец. В последний заход я принесла мольберт и набросок, изображавший меня в бассейне. Сбросив все это в колодец, я притащила оставшиеся камни, которые заранее выкопала из земли, и кинула их туда же. Я наблюдала, как все признаки существования Чета исчезают под грудой камней, и чувствовала, что этого вполне достаточно. Старой ржавой лопаткой, которой выкапывала камни на лугу, я набросала комья грязи в колодец, чтобы все выглядело так, будто там внизу только грязь и камни. Получилось не совсем идеально, но я была довольна.

Перед уходом я бросила лопатку в колодец, закрыла его крышкой и замаскировала ее длинной сухой травой, затем обошла колодец, оглядела землю, чтобы ничего не забыть, но все было в порядке – ни одного окурка на земле, ничего. Чет исчез из мира. Утро было тихое, только жуки жужжали и вороны каркали – истинные хозяева луга. Я каркнула им в ответ, как иногда делала, и представила, что они обо мне думают.

Вернувшись домой, я долго мылась в душе, оттирала пальцы от грязи. Горячая вода гудела, убаюкивая и успокаивая меня. Я чувствовала себя сильной, я чувствовала себя в безопасности. Когда мама вошла в ванную и позвала меня, я подпрыгнула и чуть не свалилась, поскользнувшись на полу душа.

– Что случилось? – спросила я.

– Ничего, дорогая. Мы с папой решили позавтракать в Шейдис. Ты с нами?

– Хорошо, – ответила я. – Когда?

– Как только выйдешь из душа.

Мы часто ходили в Шейдис. Отец любил это место, и я тоже, завтраки там были особенно вкусные. Я заказала тост с поджаренным беконом. Родители сели напротив меня, прислонившись друг к другу, и даже ели фрукты из одной тарелки; папа заказал мясо с овощами, а мама омлет. Мысли о Чете закрадывались мне в голову и исчезали только тогда, когда кто-то из родителей говорил что-то смешное или когда я думала о том, какой у меня вкусный завтрак. Мой желудок казался мне бездонной корзиной, которую невозможно наполнить.

– Ты так проголодалась, Лили, – заметила мама.

– Растущий организм, почти уже стала женщиной, – сказал отец.