Убить мертвых (1980)

Несколько миль Парл даже бежал бегом. Светлеющий мазок рассвета еще только разгорался на востоке, когда он добрался до города. Ворота еще не открыли, и он не стал ждать, а пролез в известный ему потайной лаз. Но когда он пришел на знакомую улочку, где, зажатый между своими далеко не опрятными соседями, стоял домик Шелковинки, его охватило странное нежелание заходить. Он замешкался в нерешительности, а потом чуть дальше по улице хлопнула дверь и показалась женщина с ведром. Она взглянула на него, и на лице ее появилось почти испуганное выражение. Было в ее взгляде что-то, отчего он совершенно потерял голову, повернулся и побежал.

Он прибежал прямо на луг позади ветхой школы. И опять он не смог бы сказать, почему именно туда. Наверное, потому, что это место много значило для него, и уходящим летом он чаще всего проделывал именно этот путь.

Он примчался на луг, не зная, куда деть себя. Его охватило какое-то необоримое волнение. В руки вонзались тысячи незримых иголочек, волосы на голове словно шевелились у самых корней. Не в состоянии думать ни о чем, Парл подошел к их любимой яблоне. Еще не вполне рассвело, небо только начинало светлеть. Сперва он решил, что обезображенное дерево лишь примерещилось ему. И когда он разглядывал его, в сумерках за спиной его окликнул голос Шелковинки.

Он обернулся — она стояла, как всегда, в своих чистеньких штопаных лохмотьях, и пушистые легкие волосы реяли на ветру.

— Привет, Парл, — сказала она. — Я уже стала бояться, что ты никогда не придешь.

Он потрясенно воззрился на нее, как перед тем на яблоню. Когда девушка двинулась к нему, Парла обуял такой беспросветный ужас, словно его кровь и кости разом превратились в пылающий лед.

— Я ждала тебя, Парл. Тут, на дереве. Я приходила сюда так часто, как только могла.

Он вдруг обнаружил, что пятится от нее. Когда он отшатнулся, в лице Шелковинки что-то дрогнуло, но Парл все еще не мог понять, что же не так. А потом он ни с того ни с сего снова ударился в бегство. Он несся через луг, прочь от девушки и яблони, и кричал на бегу — протяжно, без слов.

Остановился он только перед дверью. Он набросился на эту дверь и стал колотить в нее кулаками. От его воплей все соседские собаки подняли лай. Дверь отворилась, и Парл едва не повалился носом вперед. Женщина, открывшая ему, была бабушкой Шелковинки — он узнал ее, хотя видел как будто издалека, и только тогда осознал, в чью дверь стучал.

— Ох, — горестно вздохнула она, — тебе уже рассказали...

Бабушка расплакалась. Мальчик понял, что и сам уже давно плачет. Старая женщина усадила его на стул и закрыла дверь.

Она не стала рассказывать ему, что случилось, поскольку думала, что он и так знает. Но из ее причитаний он понял все. В ту ночь, когда разразилась гроза, погубившая урожай, Шелковинка допоздна засиделась на яблоне за школой. Когда молния ударила в яблоню, то поразила не только ее, но и девушку. Шелковинка была мертва. Уже больше месяца.

Бабушка заварила травяной чай, который они когда-то пили втроем. Теперь его больше некому было пить. Она пыталась удержать Парла, чтобы он остался подольше — он так часто заходил сюда вместе с Шелковинкой, что теперь для бабушки будто воскрес дух внучки. Затем она подошла к сундуку и достала оттуда что-то непонятное. Вблизи это оказался полотняный мешочек. Бабушка развязала его — там лежала прядь золотистых волос.

— Все, что мне от нее осталось, — вздохнула она.

Она расчесывала волосы Шелковинки каждое утро, до самой смерти внучки. После удара молнии хоронить было почти нечего — она сожгла плоть и кости так же легко, как дерево. Но эти несколько прядок бабушка по счастливой случайности не выбросила. И теперь, с кровью оторвав от сердца, она отдавала их Парлу.

Как только он увидел бабушкино сокровище, ему стало очень дурно. Знание, которое он постиг и обосновал спустя много лет, тогда явилось ему простым озарением. Он чувствовал, что в прядях волос таится какая-то сила, но не знал, какое это имеет значение.

Но даже так наитие подтолкнуло его. Едва не содрогнувшись от отвращения, Парл взял мешочек.

Большую часть дня он просидел в бабушкином доме, и мешочек с золотистыми прядками лежал рядом. Все это время они почти ничего не говорили друг другу. Старушке не пришло в голову спросить, не пора ли ему возвращаться, ибо повседневная жизнь отошла от нее далеко-далеко. Парл же понимал, что весь остальной мир, хозяин, его поля и его гнев никуда не делись, но теперь они стали для него далекими, едва различимыми тенями за пределами крохотного пузырька, в котором оставались только он сам, проклятая яблоня, мертвая девушка и прядки ее волос.

Когда день стал клониться к вечеру, он встал и вежливо попрощался со старой женщиной.