Убить миротворца

— По сравнению с XX веком — ничего, абсолютно ничего. Просто вытащили все свои старые проблемы в космос. Но им досталась передышка, поскольку они миновали тупик. Где, когда им удалось получить такую возможность? Нашим-то не удалось…

Часть 2 Зарайский джокер

Глава 1 Бог, семья, служба

16 апреля 2125 года.

На орбите Фебы.

Виктор Сомов, 29 лет, и Даниил Вяликов, 40 лет.

— Он тебя, дурака, просто убьет. Прихлопнет.

— Ты преувеличиваешь.

— Ну да, если пожалеет, обойдешься переломанными ногами.

— Я был чемпионом училища по самбо.

— Отшибут тебе рога, Хосе, и останешься безрогим чемпионом по самбо.

— Да ты еще издеваешься, Витя! Если не хочешь помочь, скажи, амиго, просто, без лишних слов: «Не буду!» И Хосе тебя поймет. И зла на тебя… по-русски… не помню… Не затаю?

— Да.

— Что — да? Ты согласен?

— Уймись, пентюх! Голова садовая! Она же играет с тобой! Ей приятно будет, когда два мужика из-за нее друг другу репы разобьют… А потом все равно тебе ни черта не обломится, неужели не понимаешь? И была бы любовь, так я бы понял, Хосе. Я бы понял! А тут одно тупое издевательство.

— Машечка обещала, что будет принадлежать победителю…

— Дурак. Нет, не согласен я.

— Послушай, Витя! Мы не можем без арбитра. Иначе это будет не дуэль, а простое… эээ…

— Мордобитие?

— Точ-чно!

— Да оно и так…

— Мужчина ты, или нет?

— Мужчина-мужчина. Потому и на дурь меня своротить непросто. А ты, взрослый человек, годов сколько, а ума не нажил…

— Оставь свои поучения для кого-нибудь другого. Поможешь?

— Нет.

— Тогда иди к черту.

— Эй! Дурень! Черт нерусский! Хосе! Да постой ты.

— Что? Мне надо уладить это дело, Виктор. Не можешь… ассистировать? ассистировать, да… то отцепись.

— Послушай. Ведь вы с Семенченко — боевые офицеры. Я не говорю уже, что о другом вам надо думать… а… грязь какая-то выходит.

Тогда Лопес вцепился Сомому в рукав и как-то нелепо, по-мальчишески дернул.

— Ты мне этого не говори! — а потом заглянул Виктору в глаза, как смотрит на хозяина давно не кормленая псина, и тоном ниже добавил, — Я же понимаю. Но переломить себя не могу. Мог бы — переломил бы давно. Витя! С тобой, или без тебя, а все равно это неизбежно. Я правильно сказал?

— Да.

— Да — в смысле правильно?

— Да — в смысле получите вы, бараны, арбитра. Будет калечить тебя этот амбал, так вытащу хотя бы…

— О нет! Мадонна! Обещай мне, что не полезешь! Дело чести, амиго.

— А ты не слишком до хрена просишь за один раз? Смотри, морда треснет и по швам пойдет…

* * *

Место выбрала Машенька. Шлюзовая камера на батарейной палубе. Здесь есть, где развернуться, а посторонние заглядывают сюда нечасто. У Сомова четыре мысли боролись на первенстве «Мисс Главная Неприятность». Во-первых, это его «отдыхающая» смена, и тик-так работает не в пользу здорового сна. Конец рейда. Спать хочется до того, что посреди боевого дежурства по визирам, табло и пультам управления начинает скакать какая-то шальная анимация… «Мультики» — верный признак: ты сточился, вроде ластика по наждаку, и вот-вот проворонишь нечто действительно важное. Во-вторых, формально рейд еще на завершился, хотя «Бентесинко ди майо» и болтается на орбите Фебы, а это территория анархических союзников с Русской Венеры. Вот когда они доберутся до собственной базы, и командор Вяликов отдаст приказ, тогда и рейду конец… Так что в настоящий момент вся их клятая дуэль состоится как бы в боевых условиях. Статья на утяжеление, так сказать… В-третьих, его другу, хотя и редкому кретину, Хосе Лопесу, сейчас штурмовик Семенченко, здоровый, как броненосный крейсер, свинтит башку. В-четвертых, над всей затеей витает ощущение глубокой неправильности…

Семенченко и Пряхина уже ждали их. И почудилось Сомову, будто Машенька едва-едва успела остановить свое движение в сторону от мужчины. Не то, что бы она дернулась, увеличивая расстояние между собой и ним, но качнулась — уж точно. Хосе, чуткий, как все влюбленные до безумия, вздрогнул. Или все-таки почудилось?

— Отлично, Хосе. Ты молодец, сумел раздобыть арбитра.

Лопес искательно улыбнулся Машеньке:

— Поверь, это было непросто.

— И ты поверь, все твои подвиги не забыты. У меня для них есть специальная копилка…

У штурмовика дрогнули губы. Сердится? Нет. Что-то другое.

Тут Пряхина подошла поближе:

— Витя, распоряжайся. Мы тут разработали определенные правила. Поражение засчитывается тому, кто сам сдастся, то есть постучит рукой, как в единоборствах принято, или совершит запрещенное действие, или потеряет сознание. Ну и, конечно, ты имеешь право засчитать поражение, если увидишь, что кто-то из них двоих уже не может разумно защищаться. Никому из нас не нужно тупое кровопролитие. Ты ведь сам видишь: состоится нечто рыцарское…