В городе обо мне болтали, что я брал вампиров в постель. Ну, это ж святое: меня вообще сватали со всеми силами, с которыми я имел дело. Кроме, кажется, драконов, да и то по причине слабого воображения. Надо же объяснить, как развлекается мужчина, который не шляется по непотребным девкам, тем более мужчина с моей славой. Никто же не знал, что меня при мысли о постели просто мутит — после супружеской-то спальни. Мои прегрешения с неумершими — это тоже, конечно, неправда.
Даже не знаю, к сожалению или к счастью.
Вампиры не делят ложе с живыми, а уж с некромантами — в особенности. И тем и другим это одинаково неприятно: как если бы уложили в постель ледышку и головню. Любви не выйдет — будет больно.
Правда, мои неумершие подданные, существа очень чувствительные к одиночеству, старались меня приласкать на свой лад. Главное проявление нежности, преданности, благодарности и всего остального у вампиров — поцелуй. Они мне руки целовали. Потом, когда я уже осмелел и освоился с ними, я иногда позволял Оскару — но только Оскару, самому верному, самому близкому ко мне и самому старшему, — поцеловать меня в шею, в то место, где кровь бьется под кожей. Выражение запредельно полного доверия, величайшего, на которое только способен человек, общаясь с неумершим. Опасное удовольствие. Он чуть прикоснется устами — а ощущение такое, что Сила прошибает насквозь, как молния.
Я для старого вампира был — талантливый мальчик, воспитанник, и ему это импонировало. Мы с Оскаром действительно очень близко сошлись — насколько вообще смертный может дружить с Вечным, не теряя достоинства. Смешно сказать, но дружба вампира — штука не менее рискованная, чем его неприязнь. Я знаю, Оскар не плел никаких интриг. Но его иногда заносило. Как-то раз, например, он предложил мне своей крови — братский союз.
Соблазн меня чуть не убил. Я спать не мог, не только губы — руки себе в кровь искусал, размышляя. Хотелось невероятно. Но я отказался.
Прими я этот подарок — принял бы вместе с колоссальной мощью и зависимость от Сумерек. Как ни будь силен некромант, а Сумерки в конце концов все равно согнут его под себя. И все — ты уже вне мира людей.
Я не мог отказаться от людей.
Я не питал иллюзий: люди ненавидели меня. А я… Не знаю, уж наверняка не любил их, но меня к ним влекло. И я все время ловил себя на мысли, как буду использовать Дар, когда стану королем. Как человек. Для людей. Для своего Междугорья, а не для Сумерек. Так и объяснил Оскару.
Оскар меня понял. Огорчился, но не настаивал. Вампиры независимы и тактичны. Он даже не прекратил делать мне маленькие любезности.
Мне, например, нравилась Агнесса, одна из его младших учениц. Девы-вампиры обычно выглядят опасно, дико, будто стихия, облеченная плотью, а Агнесса была тихонькая, ликом нежная и с прекрасными кудрями цвета темного янтаря, волнистыми, как руно, длиной по самые бедра. Оскар знал, что она мне нравится, брал ее с собой. И мы, бывало, сидели в креслах у огня, а Агнесса устраивалась на низенькой скамеечке около меня. Клала головку мне на колени, и я ее волосы перебирал.
Она совсем юная была, Силу имела такую прозрачную, еле заметную — струйка поземки при слабом ветре. Отвлечешься — кажется, что рядом живая девушка. А вот поднимет головку — очи как темные вишни, и лик фарфоровый, белый, прозрачный, неподвижный, прекрасный, но неживой — так вся иллюзия и пропадает. С ней мы не были близки, само собой, но чуть-чуть друг друга грели. Спустя небольшое время мой Дар сделал ее одной из самых сильных дев в клане Оскара — за ее нежную дружбу.
Так что вампиров я отстраненно и осторожно, но все-таки любил. От неприкаянности. И за то, что они видели мое внутреннее естество, а не пытались судить по жалкой внешности. И через некоторое время я отлично их понимал. Они тоже зов моего Дара слышали.
Я бы пригласил их к своему двору, но…
Одна из главных заповедей неумерших — Сумерки кончаются с рассветом. Вампиры в человеческую политику не лезут. Одно дело — личная симпатия, а другое — служба. Вампиры не служат. Я только надеялся, что в критический момент смогу позвать и они придут на помощь из симпатии.
Тоже совсем неплохо.
Ведь их дружба уже приносила мне немалую пользу. И даже через некоторое время от их Силы, от их прикосновений кожа у меня на морде выровнялась, прыщи исчезли, как вымерзли. Намного красивее я не стал, но мне и этого было довольно для скромной радости.
Обо мне, конечно, начали болтать, что я, мол, душу продал за сомнительные изменения своей мерзкой наружности, но я уже не удивлялся и не злился. Послушать горожан, так у меня целая куча душ имелась на продажу. И я просто занимался своим делом, не обращая внимания: собака лает, ветер носит. На этом меня и застали те события… Которые, как говорится, меняют лицо государства.