Убить некроманта

— О Дольф, — хихикнула, — ты же страшный. И на тебя можно свалить все. Ты в этом смысле ужасно удобен. На тебя можно свалить свою политическую дурость, и страх перед будущим, и неумение жить… и мою нелюбовь заодно. Вот так-то, государь мой, великий и ужасный!

— Да, — говорю. — Мы такие.

У меня появилась забавная мысль.

Эрнст, помнится, довольно долго артачился.

— Никто из блюдущих закон Сумерек не может переступить порог жилища живых без зова, — говорит. Будто я сам об этом не знаю. — Как сделаю это?

— Мне не интересно, — говорю. — Броди по снам, заглядывай в зеркала. Чему я тебя учу! Разве вампир не придумает, как взглянуть, что делается в жилище живых, если захочет? Давай, мальчик, если хочешь милости темного государя, — и показал ему перевязанное запястье.

Ну, он же не железный. Нет, мои драгоценные неумершие соотечественники прекрасно справлялись и сами — но меня заела амбиция. Любопытно, что он скажет.

И скажет ли. Как у малютки Эрнста насчет дворянской чести?

Он сказал. Не так красочно, как рассказывал Клод, но мне показалось вполне достаточно, для того чтобы составить полное представление.

— Его величество, — сказал, — в большом горе. Я полагал, что застану его спящим, но он не спал за полночь, беседуя с членами Малого Совета. Граф Фредерик убеждал его величество подписать указ о передаче короне Междугорья этих провинций, прочие вельможи умоляли буквально на коленях — а его величество кричал, что у него не поднимается рука и что ваше вероломство переходит всякие границы. Но указ был подписан в четверть второго пополуночи. А потом его величество сидел в своей опочивальне, смотрел на портрет государыни и плакал…

— А потом приказал позвать Эльвиру, — заметил Клод, выходя из зеркала, этак между делом. — И остаток ночи пытался чуть-чуть утешиться.

— Этого я уже не видел, — огрызнулся Эрнст. — Это уже не мое дело. И вам не стоило, темный государь, позволять господину чужаку проверять мои сведения!

Магдала хохотала, я тоже основательно позабавился. Дал Эрнсту крови — он ее честно заработал. И пока он пил меня, я думал, как на свете мало созданий, наделенных душой, которые не продаются. Вот вампира, разумеется, за деньги не купишь… Но за Дар некоторые из них готовы поступиться и Сумеречным Кодексом, и собственной честью — не хуже людей.

Печальный вывод. Мне больше не хотелось видеть местных вампиров, и я их отослал. Моя ночная свита сидела у огня довольнешенька, дождь шуршал по черепице — последняя ночь из трех шла к рассвету. Я увидел, как на лицах моих неумерших, несмотря на веселье, появляются утренние тени — и отпустил их спать.

Магдала задремала на моих коленях. У меня перехватывало дыхание от нежности. Я думал, как мы вместе уедем домой. Домой.

Может, нам с Магдалой удастся пожить в моем дворце… Дома я мог бы защищать ее надежнее, чем любую драгоценность. Я бы сделал для нее личную стражу — что-нибудь неописуемо ужасное придумал бы. Псов приставил бы к ее покоям. Никаких случайностей, никаких! И не подумал бы брать ее с собой, если уезжал бы по делам — оставлял бы под охраной своих очарованных стен. Самого Оскара уговорил бы за ней присматривать…

А она бы, возможно, согласилась повозиться с малышом этой… как ее? Ах, да, Марианны. А может, у нас и впрямь были бы свои дети — те, что вправе претендовать на две короны… А вдруг с Розамундой что-нибудь случится? Или я помогу случаю… А потом мы бы написали письмо патриарху Святого Ордена… Может, он согласился бы развести Магдалу с Ричардом… Хотя прелюбодеяние, вроде бы, не считается исчерпывающим поводом…

Может, убить его завтра? Это добавит его государству неприятностей, но, в конце концов, с чего мне думать о чужих проблемах? Кто и когда думал о моих?

Разве его не за что убить? И пусть они потом разбираются, кто ему наследует, — мне же и на руку…

С тем я и заснул. Скромные мечты!..

В полдень я вошел в город впереди армии мертвецов. Светило яркое весеннее солнце.

Я поднял штандарты, выстроил войска… Жалел только, что трубить в рога мои гвардейцы не могут, легких у них нету. И мертвецы не могут, потому что не дышат. Но мы и так представляли из себя… хм… зрелище.

Магдала ехала рядом со мной, все еще в пажеских тряпках. Мы с ней нашли на постоялом дворе чистую рубаху — наверное, служанки или хозяйской дочки, простенькую, — но больше никаких дамских нарядов. Так что Магдала была моим пажом. Мы забавлялись собственным положением.

Таким аллюром, распространяя ужас и запах мертвечины — все-таки зима уже кончилась, — мы приблизились к дворцу и остановились у ворот. Очень демонстративно.

Мы не сомневались, что Ричарду понравится такая помпезность и он появится навстречу. Не ошиблись. Он тоже устроил парадный выезд, не хуже нашего, чтобы не осрамиться. У него, сказать по чести, вышло даже лучше — из-за рогов. Вроде бы Золотой Сокол у нас — не битая птица, а так, собирается вершить государственные дела.