– Многоуважаемые воины «Академии войны и мира»! – резко выкрикнул он. Высокий, неприятный голос эхом разлетелся по равнине. Даже ворота Академии возмущенно задребезжали. – Мы имеем честь атаковать вас, чтобы пройти в Заллеандру. Наши женщины хотят новых рабов и рабынь. Наши мужчины хотят новых емкостей для своего потомства. Мы просим вас по-хорошему пропустить нас. И все наши разногласия будут исчерпаны. А бой не состоится.
Он говорил гладко, ровно, словно заучил речь давным-давно. Словно читал лекцию неразумным студентом.
– Мы пройдем через Академический двор, не затронув ничего. Мы никого не обидим, и никого не тронем. Вы лишаете нас права на продолжение рода. А это негуманно…
– Бла-бла-бла, – прошептал мне Вархар. – Их женщины не могут вынашивать детей. Крипсы берут в плен женщин других племен, чтобы те выносили их потомство. Фу-у! – и без перехода обратился к оратору. – Мы вас пока ничего не лишали. Во как лишают права на продолжение рода, – Вархар выставил вперед руку и брюки ближайших к нему двадцати крипсов обуглились, а их хозяева с дикими криками побежали куда-то вдаль.
Оратор, словно ничего не заметил и продолжал сыпать аргументами в пользу своих требований еще минут двадцать. От его монотонной речи, визглявого голоса у меня свело челюсти. От неподвижной позы затекли ноги.
Я оглянулась на полководцев – они замерли между квадратами шеренг.
Колокол ковырял в ухе – в том самом, без ушной раковины.
Генерал тер глаз – тот самый, чье отсутствие скрывала черная повязка.
Священник ковырял в носу – в той самой, ободранной ноздре.
Езенграс улыбался. Так улыбался, что уже даже мне захотелось броситься в летающую тарелку и улететь куда глаза глядят.
Вархар поддерживал имидж Езенграса, копируя его оскал. Но почему-то лицо проректора по-прежнему казалось мне до боли родным, даже дорогим.
Оратор распинался еще с полчаса. Рассказывал, как тяжело живется крипсам без потомства и как хорошо живется рабам и «емкостям для потомства». В клетках их кормят по четыре раза в день, а в аквариумах – аж по пять.
Простор обеспечен – двадцать на двадцать метров шикарнейшей искусственной растительности и хвойный ароматизатор.
Дважды в неделю рабов и «емкости для потомства» выгуливают на чудесных просторах мира крипсов. Среди прекрасных вечных снегов или чудесных золотых пустынь.
Так и представила лютый холод белой пустыни и изнуряющий зной желтой.
Среди скучных лесов и полей бродят сами крипсы, купаются в утомительных морских волнах и греются на холодном солнце побережья.
Крипс пообещал не надевать рабам ошейники с электрошоком, оставив «легкие, ненавязчивые строгие ошейники» с иглами и шипами.
Когда оратор почти поклялся, что слуги будут спать дважды в неделю, а служанки даже трижды, Вархар прорычал:
– Ну хватит уже! – и глаза его зажглись как голубые лампочки.
Проректор выбросил вперед руку и… балагур обуглился в мгновение ока. Подул сильный ветер. Ах нет! Подул Мастгар, и оратор рассыпался в прах.
Крипсов это не удивило ничуть. Похоже, они и впрямь были отлично знакомы со способностями Вархара, да и Мастгара встречали не впервой. Зеленые ряды расступились, и навстречу нам вышел другой крипс.
Ни слова не говоря, он ткнул пальцем в Вархара и провел ребром ладони по шее.
– Ольга! Теперь тебе тут не место! – проректор сказал это настолько незнакомым, настолько непривычным тоном, что я по-настоящему испугалась.
На меня напал ступор. Я смотрела то на Вархара, то на Езенграса, то на крипса. Тот продолжал жестами обещать нашим полководцам счастливое будущее.
Глядя на Генерала ткнул себе пальцем в глаз, глядя на Колокол, почесал ноздрю, глядя на Священника подергал себя за ухо.
И с ухмылкой воззрился на Езенграса. До акульей улыбки ректора крипсу было как до луны. Но дрожь пробрала меня до кончиков пальцев. Я догадалась, что битва не за горами.
Не успела так подумать, Вархар подхватил меня на руки и швырнул к воротам Академии. Они на секунду распахнулись, я долетела до ближайшего корпуса и приземлилась… на ковер – его натянули и держали пятеро студентов.
Только слезла с ковра, в небо взвились молнии, водяные облака, камни, земля задрожала под ногами.
Здание Академии завибрировало, как громадный комертон, загудело и заскрежетало. В воздухе запахло гарью и чем-то еще до жути мерзким, едким.
Сердце больно екнуло и пропустило удар. Вархар…
Я бросилась в корпус, за считанные секунды добежала до лифта, заскочила внутрь и нажала трехсотый этаж. Пулей вылетев в просторный холл обнаружила, что все окна уже заняты первокурсниками под завязку.
Они гроздьями свешивались наружу, наблюдая за сражением.
Я было расстроилась, что «мест на балконах» не осталось. Но студенты обернулись, и возле каждого окна для меня освободилась широкая площадка.
Я огляделась и устроилась у того, что ближе к лифту. Оттуда все поле сражения было видно как на ладони.
Вовремя!
Я успела заметить, как Вархар оттолкнул Езенграса, закрыл его собой и принял грудью чужую молнию. Футболка проректора обуглилась, и расползлась как обожженный полиэтилен.
На груди зияла огромная рана с почерневшими краями.