Убить нельзя научить книга 1

В ступоре разглядывала я помещение, залитое синевато-сиреневым светом и наполненное музыкой так, что, чудилось, даже воздух завибрировал.

Поджилки, органы и мышцы задрожали, как камертон от размашистого удара молоточком. Я оглядывалась широко раскрытыми глазами, а Вархар улыбался Чеширским оскалом.

В зале под потолком высотой с восемь, а то и десять Вархаров, отплясывали несколько сотен студентов и чуть меньше сотрудников вуза. Но свободного места оставалось так много, что еще несколько сотен легко разделили бы с ними танцпол. Не только нашли бы - где развернуться, но и долго искали бы остальных плясунов.

Музыка не лилась, а скорее фонтанировала из черных колонок, чуть поменьше Вархара. Я насчитала двенадцать штук - по три у каждой стены. Диско, вальс, рок-н-ролл, тяжелый металл и нечто без стиля и ритма, вроде “пумц-думц” беспорядочно сменяли друг друга, но это никого не смущало. Скорее всего, уже спустя несколько минут, многие глохли и воспринимали музыку только по вибрации внутренних органов.

У дальней стены, в шаге от трех колонок извивалась кучка вейлов. Да так, что уже даже “электрические” танцы скандров на моей паре выглядели балетными партиями. Но самым худшим было не это. Парни и девушки громко подвывали! Они не попадали в ритм, ужасно фальшивили, резко переходили с баса на фальцет. Зато временами перекрывали даже музыку.

В ладонях горе-певцов, как водится на вечеринках, тряслись пластиковые стаканчики с какими-то напитками. Вязкие струи грязноватого цвета щедро выплескивались на вейлов. Но они настолько вошли в “музыкальный катарсис”, что ничего не замечали.

Возле ближайшей стены сгрудилась внушительная группка леплеров. Наконец-то я увидела девушек этой расы! Пышногрудые и круглобедрые они носили шаровары и вместо четырех-шести ремней на талии втрое больше ремней-браслетов на руках. Усыпанные заостренными клепками, украшения явно предназначались не только для того, чтобы подчеркнуть узкие запястья. Но и чтобы подчеркнуть, как небезопасно лезть к шикарным бедрам и груди владелиц. Эх! Мне бы такие!

Полутьма спасала глаза от пестроты одежды леплеров. Даже промаргиваться не потребовалось. Хотя их “вечерние туалеты” отличались от будничных, также, как фрак от цыганского наряда.

Мало того, что рубашки и штаны были разного, бешеного цвета, с узорами непременно тоже бешеного оттенка. Так ведь ребята надели еще и жилетки! И, конечно же, они были бы не леплерами, если бы жилетки не то чтобы совпадали по цвету, хотя бы гармонировали с остальной одеждой. Последним штрихом на голове каждой “живой палитры” красовалась бандана, или что-то очень на нее похожее. Банданы испещряли мелкие аляповатые кляксы нескольких оттенков. И каждая клякса, буквально каждая, не совпадала по цвету с остальными деталями гардероба и непременно с ними же не сочеталась.

Как можно откопать такое количество несочетающихся цветов, для меня оставалось загадкой.

Пряжки поясов, браслеты и клепки на сапогах леплеров мигали всеми цветами радуги и еще несколькими оттенками.

Чувство стиля, уже умершее во мне недавно, дважды перевернулось в гробу и подозрительно затихло. Боюсь, с горя обращалось в вампира.

От ритма танец леплеров не зависел совсем. Он жил сам по себе, а музыка -сама по себе. Любые совпадения можно было смело списать на случайность.

Под бешеный пумц-думц, задорный рок-н-ролл и мрачный тяжелый металл леплеры делали одни и те же “ленивые движения”. Медленно приподнимали руки, ни в коем случае не выше чем на две ладони, и также медленно опускали. Медленно покачивали головами, и очень редко покачивали туловищами. И ни разу, ни разу, не сдвинулись с места. Самым интересным движением показались мне неспешные выпячивания бедер. Бедро начинало свой долгий и тяжелый путь в одну сторону. Замирало так, словно его владелец планировал продемонстрировать нам свое искренне неуважение. В это время леплеры начинали крутить пальцами у висков - с чувством, с толком, с расстановкой. Словно оценивали интеллект тех, кто наблюдает за их танцем.

Ближе к центру “выкаблучивались” самые смелые. Свято убежденные, что их танец не грех показать общественности. Даже если сама общественность предпочла бы его не видеть.

Несколько вейлов извивались на полу, изображая нечто среднее между нижним брейком, танцем живота и движениями кобры на охоте. Временами их руки и ноги встречались, переплетались и цеплялись друг за друга. На полу образовывался фигурный клубок тел. Живая скульптура напоминала очень сложную модель молекулы, где руки и ноги исполняли роли химических связей, а головы - атомов. Части тела бодро дергались в такт в тщетном усилии “развязаться”. Но вместо этого живая скульптура подпрыгивала на полу, как мячик.

Добросердечные соседи помогали не сразу, только вдоволь нахохотавшись.