Убить нельзя научить. Пять книг

Мы с Метаниллой переглянулись. Рассказать ему о своем позоре или соврать прямо в глаза? Мысли сотрудницы явно потекли в том же русле, что и мои собственные. Недолго поиграв со мной в гляделки, Метанилла изобразила полукивок-полупоклон. К сожалению, в последние дни я стала до ужаса хорошо понимать жесты сотрудников. «Вы начальница, вам и ответ держать», – что-то в этом роде молчаливо произнесла Метанилла, бессовестно вручив свою честь в мои слабые, человеческие руки.

– Э-э-э… зарядку мы тут делаем… Отжимаемся стоя! – нашлась я после недолгой паузы.

Генерал окатил нас пораженным взглядом единственного глаза, и я испугалась, что он и его сейчас лишится. Уж больно сильно тот выкатился из орбиты.

Покачав головой и поцокав, Бурбурусс усмехнулся и махнул на нас рукой:

– Женщины! Разве так отжимаются?

Не говоря больше ни слова, он схватил Метаниллу за шкирку, прижал к стене и принялся учить отжиматься. Смотрела бы и смотрела, как сотрудница расплачивается за то, что кинула меня «на рельсы» любопытства Генерала. Жаль, у меня вскоре начиналось занятие.

Метанилла пыхтела и сопела, отталкиваясь от стены, Бурбурусс удерживал ее на полусогнутых локтях и толкал назад. Дрожащими руками, вся в испарине, сотрудница едва спасала лицо от каменных объятий стены десятки раз. Но потом я, словно бы невзначай, спросила у Генерала:

– А ты не мог бы открыть мне дверь? Руки заняты.

И повертела перед его носом тоненькой пластиковой папкой с планом занятия. Это и сгубило смешливую Метаниллу. Тяжелая длань Бурбурусса толкнула ее к стене в самый неудачный момент – Метанилла как раз захихикала. Поздно опомнилась, попыталась дернуться назад, но сопротивляться длани воинственного скандра под силу, наверное, только его жене. Метанилла расстроенно всхлипнула и с размаху штурмовала лицом каменную кладку. Генерал добродушно отпустил подчиненную, чтобы открыть непокорную дверь, и обнаружилось, что корпус все же пострадал больше Метаниллы.

На камнях остался толстый слой пудры. А также – помада, тени, тушь и еще невесть что. Казалось, на стене корпуса кто-то нарисовал портрет женщины ну очень легкого поведения. Что самое поразительное, лицо Метаниллы менее размалеванным от этого не стало.

Жирный кусок тонального крема с пудрой вперемежку вздрогнул и плюхнулся со стены на землю. Невдалеке приземлился кот. Шерсть его стояла дыбом, а когти готовились долго и доходчиво объяснять – насколько их владелец не в восторге от вынужденного полета.

Кот осторожно подошел к тональному крему, ткнулся в него носом, принюхался и оглушительно чихнул, подскочив на месте. Остатки косметики Метаниллы плюхнулись прямо на спину животного. Кот подскочил как ужаленный и бросился наутек. Со спины его улыбалась алой помадой и подмигивала длинными ресницами очень густо накрашенная женщина.

Генерал без усилия дернул дверь, и та распахнулась настежь.

Я не сдержала облегченного вздоха.

До занятия оставалось целых двадцать минут – достаточно, чтобы поближе познакомиться со знаменитой доской объявлений. Я столько про нее слышала, что просто жаждала увидеть воочию.

Зрелище не обмануло ожидания. Правильно говорят – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Темно-бежевая доска располагалась напротив двери и простиралась на всю стену первого этажа.

На самом верху, по центру доски, на четырех кнопках размером с мою ладонь каждая висел клочок ватмана. Вот именно не кусок, а драный клочок, со следами чьих-то зубов, словно отрывали его не без их помощи.

На клочке красовалась надпись заглавными жирными буквами: «ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ. ТАЙНОЙ ИНФОРМАЦИИ. СМЕХОПАНОРАМА».

Вся стена ниже была завешана этой самой «тайной информацией», по сравнению с которой настоящая «Смехопанорама» выглядела просто жалко.

Под заголовком «Угадайка» в хаотичном порядке были разбросаны студенческие записки вроде: «Я тебя ублю», «Я тобой позавтракаю», «Я тебя не могу», «Ты всегда со мной в душе»…

Рядом, под заголовком «О времена, о нравы», висели полотнища шпаргалок одного и того же автора. Во всех формулах знак плюс заменяло скромное слово «полюс». Равно – уже более кровавое «рана», разделить – жестокосердное «разделать», а минус уже совсем нескромное – «минет». И словно бы ответом на последнее предложение знак умножить заменяло трагичное «не можеть».

Ближе к верхнему правому углу было пришпилено мое заявление, с заголовком:

«Не уволюсь, так развлекусь!»

Я даже не обиделась.

Во-первых, рядом с моим заявлением висело вархаровское – весь кусок ватмана. Чуть ниже под ним философски сообщалось «Хорошего заявления должно быть много, или Проректорских опусов мало не бывает».

Во-вторых, мой скромный опус нервно курил в сторонке по сравнению с заявлением на отпуск, под заголовком: «Вот что бывает, если препод не отдыхает».

«Я категорически и совершенно категорически требую отпустить меня в отпуск по трем причинам», – эмоционально начиналось заявление. Дальше шли вовсе не три причины, а штук двадцать пять, среди которых затесались: