– Доберусь дней так за пятнадцать-восемнадцать, это в лучшем случае, в худшем – около месяца.
– И все же я бы вам не советовал кидаться в такую авантюру, молодой человек… Знаете, всякое бывает…
– Благодарю вас, граф, за вашу трогательную заботу о моей персоне, но я все же с Божьей помощью решусь на это путешествие, пусть оно и будет чрезвычайно опасным.
Граф с сочувствием посмотрел на капитана.
– И все же это безрассудство…
– Пусть вас хранит Бог, – пожелала Даша.
– Спаси и сохрани, – добавила Вера.
– Благодарю, – расчувствовался Голевский.
Даша бросила в сторону капитана мимолетный взгляд, полный немого восхищения и обожания.
Спустя час гости решили откланяться. Голевский дал слово сестрам, что непременно заедет к ним по пути в Сибирь.
Вот хлопнула парадная дверь, и Голевский выглянул в окно…
Гости вышли на крыльцо. Кучер уже подогнал экипаж. Лакей услужливо открыл дверцу кареты… Несколько мгновений, прощальный взгляд – и княжна скрылась. Кучер натянул вожжи, и лошади тронулись с места. Карета выехала на Невский проспект.
Капитан с трудом оторвался от окна. Теперь уже сердце заныло от боли. Неизъяснимой, сладкой, щемящей… Вот она, любовь. Извольте, сударь! Получите! Пришла неслышным шагом, словно невидимка, не предупредив, не сказав ни слова, ни полслова. А просто молча схватила и заключила в свои цепкие, но сладостные объятья – вовек не вырваться…
Вошел Игнат с конвертом в руке.
– Барин, вам письмо от молодой барышни. Той, что была у нас в гостях, вот только недавно.
Голевский оживился, пульс учащенно забился.
– Да? Ну-ка, давай-ка, братец, его быстрее.
– Вот, пожалуйте…
Слуга отдал конверт. Голевский поспешно распечатал его, развернул письмо… Повеяло неизъяснимым ароматом. От сильного волнения пальцы дрожали, листок слегка трясся, а строчки прыгали перед глазами. Послание с трудом читалось: