Убить пересмешника

– Нечего водить сюда белых ребят, - сказала она. - У них своя церковь, у нас своя. Это наша церковь, верно, мисс Кэл?

Кэлпурния сказала:

– А бог один, верно?

– Пойдём домой, Кэл, - сказал Джим, - мы им тут ни к чему.

Я тоже видела - мы тут ни к чему. Я чувствовала - толпа напирает. Нас обступали всё теснее, но я поглядела на Кэлпурнию, а у неё глаза смеются. Я опять посмотрела туда, где между двумя рядами людей была дорожка, но Лула исчезла. На том месте стеной стояли негры.

Один выступил вперёд. Это был Зибо, городской мусорщик.

– Мистер Джим, - сказал он, - мы очень вам рады. Вы эту Лулу не слушайте, она злится, потому как преподобный Сайкс грозился отчитать её с кафедры при всём честном народе. Она у нас известная смутьянка и гордячка и выдумывает невесть что, а мы очень вам всем рады.

И Кэлпурния повела нас в молельню, а в дверях нас встретил преподобный Сайкс и повёл вперёд, на самую первую скамью.

«Первая покупка» внутри была не штукатурена и не крашена. По стенам на медных скобах висели незажженные керосиновые лампы; вместо настоящих церковных скамей стояли грубые сосновые лавки. Позади простой дубовой кафедры свисала полоса линялого розового шёлка с надписью «Бог есть любовь», кроме неё молельню украшала ещё только литография с картины Ханта «Светоч мира». Я осмотрелась: где фортепьяно или орган, сборники псалмов и программки богослужения - всё, что мы привыкли каждое воскресенье видеть в церкви? - по ничего этого не оказалось. Было сумрачно, прохладно и сыро, но постепенно народу становилось всё больше, и воздух согревался. На скамьях положен был для каждого прихожанина дешёвый картонный веер с ярко намалеванным Гефсиманским садом - дар Компании скобяных изделий Тиндела («Большой выбор товаров на все вкусы»).

Кэлпурния подтолкнула нас с Джимом в конец ряда и села между нами. Вытащила из кошелька платок и развязала тугой узелок с одного угла. И протянула нам с Джимом по монетке в десять центов.

– У нас есть свои, - прошептал Джим.

– Держите, - сказала Кэлпурния. - Вы мои гости.

Джим, видно, сомневался - благородно ли оставлять свои деньги при себе? - но врожденная учтивость взяла верх, и он сунул монету в карман. Без малейших угрызений совести я сделала то же самое.

– Кэл, - зашептала я, - а где же сборники с псалмами?

– У нас их нет, - ответила она.

– А как же?…

– Ш-ш, - сказала Кэлпурния.

На кафедре стоял преподобный Сайкс и взглядом призывал свою паству к молчанию. Он был невысокий, плотный, в чёрном костюме, белой рубашке и чёрном галстуке; в свете, сочившемся сквозь матовые стёкла, поблескивала золотая цепочка от часов.

– Братья и сёстры, - сказал он, - мы весьма рады, что сегодня утром у нас гости - мистер и мисс Финч. Вы все знаете их отца. Прежде чем начать проповедь, я прочитаю вам несколько сообщений.

Преподобный Сайкс перелистал какие-то бумажки, выбрал одну, далеко отставил её от глаз и прочёл:

«Собрание миссионерского общества состоится во вторник в доме сестры Эннет Ривз. Приносите с собою шитье».

Потом стал читать по другой бумажке:

«Все вы знаете, какая беда приключилась с братом Томом Робинсоном. Он с детства был добрым прихожанином «Первой покупки». Весь денежный сбор сегодня и в следующие три воскресенья пойдёт Элен, его жене, чтобы она могла прокормить детей».

Я ткнул Джима в бок:

– Это тот самый Том, которого Аттикус будет за…

– Ш-ш!

Я обернулась к Кэлпурнии, но и рта не успела раскрыть, а она уже шикнула на меня. Пришлось покориться, и я стала смотреть на преподобного Сайкса - он, кажется, ждал, чтобы я угомонилась.

– Попросим нашего регента начать первый псалом.

Со своей скамьи поднялся Зибо, прошёл меж рядов, остановился перед нами и повернулся лицом к пастве. В руках у него был растрёпанный сборник псалмов. Зибо раскрыл его и сказал:

– Мы споём номер двести семьдесят третий.

Этого я уже не могла выдержать.

– Как же мы будем петь, у нас же нет слов?

Кэлпурния улыбнулась.

– Тише, малышка, - прошептала она, - сейчас увидишь.

Зибо откашлялся и таким гулким голосом, как будто далеко-далеко палили пушки, прочитал нараспев:

– Там, за рекой, лежит страна…

И словно чудом необыкновенно стройный хор сотней голосов пропел эти слова вслед за Зибо. Протяжным гуденьем замер последний слог, и вот Зибо уже говорит:

– Вовек желанна нам она…

И опять вокруг нас громко зазвучал хор; долго тянулась последняя нота, и, ещё прежде чем она замерла, Зибо прочитал следующую строчку:

– Нас выведет одна лишь вера на тот обетованный берег.

На этот раз паства замешкалась. Зибо внятно повторил строку, и хор пропел её. Как только вступал хор, Зибо закрывал книжку - знак всем собравшимся продолжать без его помощи.

И при замирающих звуках торжественного хора Зибо протянул:

– За той сияющей рекой обетованный ждёт покой.

Строку за строкой повторял за ним хор, стройно выводя простую мелодию, и, наконец, псалом закончился чуть слышно печальной и протяжной нотой.

Я поглядела на Джима, он исподлобья глядел на Зибо. Я тоже не могла опомниться от удивления, но мы слышали всё это своими ушами!