Убить перевертыша

— Понимаешь, что-то таинственное происходит. Стоит только зайти в туалет, как обязательно звонят. Что бы это значило?

— Тут могут быть две причины, — серьезно начал объяснять Мурзин. — Или у тебя много любовниц и они звонят непрерывно, или ты с утра до вечера, извини, сидишь там. Впрочем, есть средство. Бери с собой телефон. Сразу перестанут звонить.

— Проверено на себе? — съязвил Сергей.

— Неважно.

— Ну, ладно. А чего звонишь-то?

— Во-первых, здравствуй.

— Здорово живешь. Ты в Москве? Чего делаешь?

— У меня похороны.

— У тебя?!

— Не ерничай, друга у меня убили.

— Извини.

— Повидаться надо.

— Приезжай. Буду рад.

— Уже еду. Через полчаса буду на «Щелковской», а там с автовокзала на автобусе. Жди.

Повесив трубку, он вышел из кабины в кондиционерную прохладу зала, постоял, подумал, кому бы еще позвонить. Надо бы в Одессу, Маковецкому, да как поздравлять, когда тут траур? Надо бы сообщить, что его милиция ждет не дождется, да он, поди, и сам это знает. А главное — нет телефона. Московская квартира Маковецкого не отвечает, а номер одесского телефона он оставить не догадался. Или не захотел? Вполне возможно. Милиция может ведь запросто на свадьбу заявиться, с нее станется.

Тверская оглушила шумом и зноем. Мурзин купил мороженое и, поскольку сесть тут было не на что, прислонился спиной к прогретой стенке. И сразу почувствовал: что-то не в порядке. Оттолкнулся от стены и понял: пусто в заднем кармане брюк. Купленный только что толстый блокнот выпасть никак не мог: ничего еще из этого кармана не выпадало. Значит, вытащили? Сделать это могли только те двое, любители газет, что подсели к нему на Тверском бульваре.

Погоревал и тут же порадовался: слава богу, что только блокнот. Обычно-то там лежал бумажник. Порадовался и всерьез встревожился. Случайность ли это?

Он продолжал спокойно есть мороженое, ничем не выдавая возникшего беспокойства. Стоит человек, сомлевший от жары, смакует прохладу во рту, наслаждается. Но он теперь внимательно осматривался. Ведь чтобы разыграть сцену с газетами там, на скамье, надо было предварительно выследить его, нацелиться на оттопырившийся карман. Хорошо, если просто жулики. А если нет?

Слишком хорошо знал он, как легко успокоить себя мыслями о случайности происходящего и как опасно такое успокоение. Миронова, если так рассуждать, тоже случайно убили. Но ведь убили!..

Он аккуратно смял обертку от мороженого, бросил ее в урну и не спеша пошел в сторону Манежной площади, к метро. Но теперь он присматривался ко всем встречным, ко всем, идущим следом. Запоминал каждого, попадавшегося на глаза второй раз.

Манежная площадь была раскопана так, что не пройдешь. Когда-то здесь собирались толпы москвичей, не желающих строить всероссийский бардак. И вот, чтобы лишить их возможности ругаться возле запретного Кремля, решено было устроить здесь этакий бельведер. И превратилась площадь в громадную яму. Пришлось Мурзину идти вокруг, через подземный переход на Театральной площади, тоже раскопанной, уставленной строительной техникой.

Возле метро "Площадь революции" ездила поливальная машина. Мурзин не обратил внимание на журчание воды. Но простатит сразу напомнил о себе. Надо было бежать в туалет. Такой был неподалеку — под Кремлевской стеной. Но Мурзин не был уверен, работает ли он, и решил перетерпеть. Тем более что от этого метро до станции «Щелковская» было минут двадцать езды без пересадок.

Однако простатит — это такой зверь! Стоит ему проснуться, как уже не угомонишь. До станции «Бауманская» Мурзин терпел, не мучаясь. «Электрозаводскую» и «Семеновскую» проехал, еле сдерживаясь. Еще два перегона просидел с закрытыми глазами, бледный от внутреннего напряжения. А когда поезд вышел из тоннеля и за окнами замельтешили березки, он на остановке, не оглядываясь, выскочил из вагона. В этот момент ему было ни до чего. А если бы огляделся, то наверняка заметил бы двух пассажиров, так же быстро вышедших из вагона вслед за ним.

Станция «Измайловская» находилась прямо в лесу: лучшего места для того, чтобы сбегать по малому, было не придумать. Мурзин пробежал коротким переходом и очутился среди берез. Березки были тоненькие, ни за какую не спрячешься. И он заспешил в глубину леса, боясь, что далеко уйти ему не удастся.

Так и получилось: пришлось остановиться, забыв о приличиях. Успокоившись, Мурзин вышел на асфальтовую дорожку, которая оказалась совсем рядом, в десяти шагах, сел на скамью отдышаться. Дорожка была пустынна. Напротив, у другой скамьи, гоношились голуби: кто-то насыпал там крупы. Прохлада в лесу была такой умиротворяющей, что он решил посидеть чуток, отдохнуть.

И вдруг он увидел перед собой невесть откуда взявшегося пионера. Ему было лет двадцать пять, но был у него настоящий пионерский галстук, небрежно перекинутый через загорелую шею. Парня этого он явно видел недавно, и этот факт заставил насторожиться. А на бугристых бицепсах левой руки у «пионера» была красная повязка.

— Гражданин, вы нарушаете!