Убить после смерти

… – Брешет он всё, – раздался ясный голосок. – Никто ему деньги не отдавал. Он их заранее из сейфа спёр. А после убил, пес галимый. Чтоб – с концами.

От неожиданности Оленька до отказа втопила сапожок в педаль тормоза, так что саму ее тряхнуло в ремне безопасности, а Сапегу, просунувшего голову меж передних сидений, ударило лицом об автоматическую коробку передач.

Машина встала. Из разбитого носа Сапеги закапали на металл капельки крови. Но, кажется, он этого вовсе не заметил. Он, а вслед за ним Оленька, с ужасом огляделись в машине, помимо воли разыскивая притаившегося Павла Игумнова. Взгляды скрестились на малышке.

После внезапного торможения Рашья как-то боком болталась внутри ремня безопасности. Но, не обращая внимания на неудобство, недетским, очень знакомым обоим презрительным прищуром впилась в Сапегу.

– Ты что-то сказала? – не желая верить собственным ушам, тихо переспросил Женя.

– Ты убил! – жестко повторила Рашья. – В квартире встретил вместо этой. Сначала и впрямь пытался опять уговорить раздербанить кредит. Но знал, что не покатит. И – приготовился. Она прикрыла глазенки, будто черпая информацию из глубин собственного сознания.

– Что ты несешь, пацанка? – Сапегу заколотило. – Нашла тоже матерого убийцу.

– Какой там матерый? Просто невдалый, – Рашья по-прежнему не открывала глаз. – Потому с первого удара убить не смог. – Да я курицу зарезать!..Кого хошь спроси… – с неудавшимся смешком вскричал Сапега, краем глаза заметив, что лицо Оленьки сделалось мертвенным. – Ты и не зарезал, – равнодушно подтвердила Рашья. – Гантелей по затылку ударил. Специально за креслом положил на полотенце. Только не рассчитал, что затылок крепкий. Когда я обернулся весь в крови, ты перетрусил. Начал лепетать, что случайно, мол, из рук выпала. Помнишь?

У Сапеги сами собой застучали зубы.

– Вижу, помнишь! Ишь как плющит, – подметила Рашья. – А я сделал вид, что поверил. И велел себя в больницу вести. И ты ведь повез, трус. Как миленький поск о кал. Всё скворчал, что, де, не хотел. А сам глазом косил. А я сидел рядом и старался не потерять сознание. Потому что понимал, что как только потеряю, ты добьешь.

Рашья выдохнула обреченно:

– И все-таки не дотерпел.

Она замолчала, обессилено прикрыв глазенки. Сапега глянул на потрясенную Оленьку. Вновь на неведомое существо. Сознание заискрило.

– Прочь, нежить! – выкрикнул он. – Мало тебе одного раза! Так иди откуда пришел!

Схватив с сиденья плюшевого зайца, он навалился на Рашью. Девчушка захрипела.

Оленька, полная ужаса, перевесилась назад, принялась беспорядочно молотить мужа кулачками по затылку. – Не смей, гад! Оставь! Это же ребенок.

– Где ребенок?! – отмахнулся Сапега. – Ты что, не видишь? Задавлю по новой, будто сам захлебнулся.

Продолжая душить, забормотал остервенело:

– Что, сучонок? Силенка-то уж не та. Ничего, потерпи. Мы аккуратненько, чтоб без следов на яблочке.

Оленька выскочила из машины, распахнула заднюю дверцу, бросилась на Сапегу сверху и с разгону, по-собачьи впилась зубами в руку.

От боли тот ослабил хватку, подушка спала. Глазки девочки бессильно закатились, из уголка рта вместе с остатками пищи вытекала слюна. Она не дышала.

Муж и жена переглянулись.

– Убийца! – прошептала обессиленная Оленька. Она безнадежно потормошила недвижное тельце. – Господи! Ты же – убийца! И тогда, и сейчас.

– А кто из меня его сделал!? Кто объявил, что без денег мне тебя не видать? – Женя схватил жену за плечи, с силой встряхнул. – Неча под монахиню косить! Будто не знала, на что шла, когда его в квартиру заманила, а мне перед тем свои ключи передала? Иль впрямь думала, что он за здор о во живешь «бабки» отдаст? И мне отступать некуда, – либо так, либо без денег и без тебя, стервы! Всю душу спалила. Так что, – всё ты, голубушка, знала! Сама увести от Ксюхи не сумела, – так моими руками отомстила! Плечи Оленьки обвисли.

– Ладно, чего уж? Одним миром мазаны, – сжалился над ней Сапега. – Слушай сюда! Я в Завалиху. Заберу клад. Зря, что ль, всё было? А ты останавливай машины. Вроде как на помощь. Ополоумевшая Оленька смотрела на мужа непонимающим взглядом. – Вникни же наконец! – яростно, пытаясь пробиться в ее подсознание, выкрикнул Сапега. – Сейчас вся жизнь, может, решается… Она! – он ткнул в недвижное тельце, – подавилась пищей! Пищей, поняла? Пищей! А мы не заметили, потому что сидели оба впереди и музыка громкая. На том стой. Иначе – соучастница!

Отстранив жену, он потащил тельце наружу, положил на землю и с поднятой рукой побежал к дороге.

– Помогите! – крикнул он в салон первой же, притормозившей легковушки. – Ребенку плохо. Я в село, тут неподалёку. Может, найду врача! Сапега метнулся за руль джипа. Оттолкнул недвижную Оленьку:

– Помни! Проболтаешься, – вместо денег – тюрьма!..Помогите же, люди добрые!

Джип рванул с места.

Машины, одна за другой, принялись прижиматься к обочине. Из них выскакивали пассажиры и бежали к лежащей девчушке. Кто-то тащил воду и одеяльце. Меж суетящихся людей, покачиваясь, ходила потерянная Оленька.