Убить Сталина

Архип с удивлением посмотрел на мрачные, обшарпанные стены дома, к которым были прилеплены небольшие окна.

— Пойдем, — Иноненко бросил на спутника сердитый взгляд. Архип встрепенулся и последовал за ним обратно к машине.

Уже в салоне автомобиля Максим Петрович сказал:

— Жуткая тварь и живет в жутком месте, — он задумался. — Однако ты не возомни, что и внутри так же жутко — там у него все золотом покрыто.

— Вы там были?

— Нет, но говорят.

Впервые Архип не поверил Иноненко, и что-то в начальнике гаража ему показалось завистливым, мелочным, как вкус морковного чая.

— Теперь в Кремль? — поспешил спросить он, чтобы обуздать чувства.

— Какой Кремль? — взмахнул рукой Иноненко. — Кремль — это матрешка-пустышка. Они все работают кто где, а он — на Рождественке. Поверни направо.

Показалась площадь, посреди — огромная клумба, усаженная цветами.

— Площадь Дзержинского, — прокомментировал Иноненко. — Лубянка. Теперь налево и прямо. Да ты дорогу-то запоминаешь?

— Угу, — кивнул Архип. Его удивляла пустота и чистота улиц: словно прошелся по ним гигантский дворник и, в азарте работы, вымел не только весь мусор, но и граждан. Редко попадалась навстречу идущая по тротуару согбенная фигура в шляпе и длинном пальто, либо милиционер в белом кителе. Машин и тех не было видно.

— Вот здесь тормози, — удовлетворенно приказал Максим Петрович. — Будешь заезжать вон в ту арку и высаживать его.

Сталин работал в огромном здании с массивными дверями и мраморной плиткой у крыльца.

— Запомнил?

— Да.

— Ну, тогда отчаливаем. Вези в гараж и теперь, брат, без моих подсказок.

* * *

Спалось плохо, и не только Архипу. Иноненко ворочался, кряхтел, пару раз вставал попить воды. Архип же и вовсе лежал с открытыми глазами, глядя на призрак луны, маячащий за занавеской. А может, это и не луна вовсе? Может, это вдруг разросшаяся до исполинских размеров какая-нибудь звезда? Звезда, ставшая луной, — но для чего? Просто из гордости, честолюбия, либо по неизвестной, глубоко затаенной причине?

Хотелось встать и отворить занавески.

— Спи, Архип, еще рано, — пробормотал Максим Петрович.

Тишина, наступившая совсем недавно: до того кто-то пел в кухне, была неприятна. Что-то чудилось в ней угрожающее, гнетущее, и Архипу казалось, что продолжайся песня подгулявшего жильца коммуналки, — он уже спал бы.

Снялась с потолка муха и, жужжа, принялась кружить по комнате. Архип пытался понять по жужжанию, в каком конце комнаты она сейчас находится и не заметил, как вместо мухи появился Сталин. Он сидел на террасе, на скамеечке у длинного стола, непривычно одетый: мягкие хлопковые штаны, светлый свитер, на голове — шляпа из рисовой соломки. И слова вождь произносил непривычные, обращаясь к кому-то невидимому, говорил о том, что капусту лучше шинковать вдоль, а не поперек, тогда она лучше разваривается и щи получаются наваристее.

— Ну что, Надя?

На террасу вышла Надя из лаборатории в красивом чистом фартуке, волосы стянуты в пучок на затылке.

— Глупости какие-то говоришь, — сказала она, улыбаясь, и поставила перед Сталиным дымящуюся тарелку. — Что вдоль, что попрек, капуста она и есть капуста.

— Не скажи, — засмеялся Сталин. — Вот я расскажу тебе одну историю…

— Архип.

Архип вздрогнул, открыл глаза, увидел встревоженное и бледное лицо Иноненко.

— Пора!

Это слово — «пора», неожиданно больно полоснуло Архипа по сердцу, и он поежился, несмотря на то, что был укрыт одеялом.

— Который час?

— Шесть. Вставай, еще поесть надо.

Архип одевался вяло, его бил озноб. Иноненко, похоже, все понимал и оттого суетился, и обращался к Архипу ласково, как к покойнику.

— Пойду, сынок, разогрею поесть.

Максим Петрович вышел, аккуратно прикрыв дверь. Архип — уже одетый в новые зеленоватые штаны и гимнастерку — присел на кровать. На душе было нехорошо, зябко: он, кажется, уже жалел, что добился направления на эту казнь. Однако пути назад не было; Архип встал, надел на голову фуражку и вышел из комнаты.

Сполоснул в кухне лицо — от холодной воды как будто полегчало, муть в голове рассеялась. Немного поковыряв ложкой разогретую на сковородке картошку, залитую яйцом, Архип сказал Иноненко, что не голоден и, пожалуй, пойдет.

В кухне никого не было, жильцы коммуналки, должно быть, еще спали. Максим Петрович вдруг шагнул к Архипу и быстрым движением перекрестил его:

— Ну, с Богом. Путь помнишь?

Архип не ответил, обулся в коридоре и вышел из квартиры. Его слегка покоробило, что Иноненко так же, как и он сам перед отправкой на казнь, вспомнил Бога.

В гаражах никого не было, на дверях правления висел замок. Ключом Максима Петровича Архип отворил ворота и вывел автомобиль. Машина радостно гудела, словно ждала его. Потревоженные, поднялись с деревьев вороны, принялись кружить тучей, хрипло каркать.

Архип аккуратно закрыл гараж.