Женщина появилась между деревьями, и теперь он видел ее лицо. Лет тридцать и при этом потрясающе красива, отметил он про себя. Ее лицо показалось ему чуточку надменным, но эта надменность очень быстро исчезает – он знал это! Раньше, до ВСЕГО, он тушевался при виде таких женщин, ему казалось тогда, что они его презирают. Нет, не презирают, а не замечают вовсе, и это было еще более унизительно. Его просто не замечали, и он думал, что они имеют на это право. Только теперь он узнал, как заблуждался и как быстро маска безразличия сменяется другой. Тогда он почувствовал себя сильным. Он был хозяином в этой жизни, и хозяином их жизни тоже был он. «Я не буду ее душить. Я выйду ей навстречу и сразу, без предисловий, ударю ножом. Сегодня все будет немножко иначе, чем обычно».
Он проводил женщину взглядом, отметил, что у нее красивые ноги. Она понимает это, носит короткую юбку, даже чересчур короткую. Заносчивая тварь. Он сунул руку в карман, чтобы почувствовать в ладони нож. Да, надо выскочить и сразу ударить. Теперь надо так попробовать. Он бросил окурок на землю и вышел из-за дерева. Женщина уже подходила к леску. Какой-то странный треск раздался впереди, он даже не понял сначала, в чем дело, и вдруг металлический голос произнес:
– Я – Первый. Вызываю Второго.
И человек в стоящей на обочине машине сказал:
– Я – Второй. Она прошла меня, сейчас приближается к вам.
Он попятился, потому что понял уже, что означают этот треск в машине и эти слова, а белокурая длинноногая женщина скрылась тем временем между деревьями, и человек в машине сказал:
– Она вошла в лесок.
– Понял тебя, – отозвался металлический голос. – Вижу ее.
Он развернулся и быстро пошел прочь. Потом не выдержал и побежал. Он бежал и ждал, что вот-вот кто-то нагонит его и… И что?
Но никто не нагонял его. Он добрался до дома, заперся в ванной и долго рассматривал свое отражение в зеркале. Только когда домой пришла мать, он вышел из ванной.
– Кушать будешь? – спросила мать.
– Чуть попозже, – отозвался он. – Вот только покурю…
«Они охотятся за мной, – думал он. – И я начинаю бояться. Если и следующая моя попытка окажется неудачной, я сломаюсь. Я обязательно должен ее прикончить – вместе с ней я убью свой страх».
Кого конкретно он имел в виду, он и сам не знал. Женщина, желательно молодая, все прочие данные – по обстоятельствам.
Светлана бродила по этому проклятому леску шестой день. Она изучила тропинку от домов к шоссе до мельчайших подробностей. Первые дни она была очень напряжена, но постепенно чувство тревоги как-то притупилось, и она уже несколько раз поймала себя на мысли, что ей скучно. На третий день она наотрез отказалась брать с собой тяжелую сумку, и пришлось срочно добыть для нее пластиковый пакет с ручками, в который она сложила кипу старых журналов – для вида.
Толик приходил домой мрачный. Когда Катя решилась спросить у него, как идут дела, он не выдержал и сказал в сердцах:
– Черт бы его побрал, этого маньяка! Как в воду канул. Пропал, и неизвестно, где его теперь искать, убийства эти нераскрытые на нас висят.
В школьном коридоре Катю нагнала Таисия Михайловна.
– Добрый день. – Она тронула Катю за рукав. – Как наши дела?
– Нормально. – Катя пожала плечами.
Уроки уже закончились, и женщины шли по пустому коридору. Только чуть впереди, у окна, стоял Ерохин из 8-го «Б».
– Что муж ваш рассказывает, если не секрет? – Таисия Михайловна улыбнулась, но улыбка получилась натянутой.
– Он одно говорит: «ловим». – Катя вздохнула.
Они поравнялись с Ерохиным, и тот обернулся, сказав запоздало:
– Здравствуйте! – и опустил руки по швам.
– Здравствуй, Дима, – отозвалась Таисия Михайловна и опять повернулась к Кате.
– Извините, я сейчас. – Катя подошла к Ерохину и заглянула за его спину.
«Бон Джови» – было выцарапано на подоконнике, только у буквы «И» не хватало завершающей палочки.
– Не успел дописать? – сочувственно поинтересовалась Катя. – Дай-ка мне то, что у тебя в руке.
Ерохин спрятал руку за спину.
– Дай, – повторила Катя.
– Дима, что там у тебя? – спросила Таисия Михайловна.
Ерохин опустил голову и протянул Кате шило. Ручка у шила была деревянная. Катя опять взглянула на надпись на подоконнике и вспомнила выцарапанное на ее столе: «Ментовская жена».
– Так это ты, дружок? – сказала она удивленно. – Менты ментами, но зачем же мебель было портить?
– Это вы о чем? – спросил Ерохин и густо покраснел.
– Как это «о чем»? – возмутилась Катя. – О «ментовской жене». Или это не ты?
Ерохин молчал и кусал губы.
– Я не пойму, – начала было Таисия Михайловна.
– Я объясню вам, – кивнула Катя и повернулась к мальчишке. – Иди, Дима. Я позже с тобой поговорю.
Ерохин пошел вдоль коридора.
– Так что случилось? – спросила Таисия Михайловна.
– Пойдемте в учительскую, я вам все расскажу.
Когда они вдвоем выходили из школы, из-за дерева вынырнул Ерохин. Не поднимая глаз, он произнес:
– Екатерина Сергеевна, извините меня. Но только, пожалуйста, родителям ничего не говорите.
– И ты еще набрался смелости! – задохнулась от возмущения Таисия Михайловна, но Катя дотронулась до ее руки и сказала с укоризной: