Аккуратно поставив мешки на песок возле указанной дверки, я терпеливо ждал, и не очень удивился, когда расплатиться за работу вышел не хозяин дома, а сопровождавший его слуга. Он махнул в сторону мешков двум крепким работникам, следовавшим за ним, и повернулся ко мне. Доставая из недр балахона пузырек, внимательно глянул в глаза, словно что-то проверяя или неслышно говоря. Я принял маленькую бутылочку, и внезапно все во мне сжалось. Там было что-то еще.
Стараясь не выглядеть суетливым, бережно опустил пузырек в глубокий карман и еще раз, как бы невзначай, провел по нему пальцем, проверяя, не почудилось ли. Нет. Я не ошибся. Крошечный пакетик топорщился на боку бутылочки.
Теперь уже я вопросительно смотрел на слугу, недоумевая, что бы это могло означать?! Но он, якобы потеряв ко мне всякий интерес, с преувеличенным вниманием следил, чтобы все товары были аккуратно убраны в дом.
На всякий случай осторожно оглядевшись, я постарался запомнить это жилище. Впрочем, оно ничем не отличалось от нескольких десятков других обиталищ поселка низран. Вырытые в песчаном холме небольшие округлые земляночки – комнатушки соединяются между собой узкими переходами, и все это накрыто плотной, термостойкой пленкой-хамелеонкой, положенной на тонкие рейки.
Вообще-то пленка и рейки в окружающей деревеньку пустыне не растут, и где их берут низране, пока остается для нас тайной.
Но далеко не единственной, к сожалению. Однако расспрашивать аборигенов про интересующие нас подробности их быта строжайше запрещено. А разномастные работники, попавшие сюда по сходным с нашими обстоятельствам, либо знают не больше нас, либо смертельно боятся любых вопросов.
Обычно я не очень торопился возвращаться к Риссеу за новым поручением, но не сегодня. Я уже сообразил, где можно рассмотреть загадочный пакетик, и нетерпение распирало меня. Протиснувшись через низенькую дверцу в первую комнатушку, громко называвшуюся магазином и в честь этого бывшую чуть больше других, я скорчил хозяину жалостную гримасу и шепнул:
– Туалет, можно?
На мое счастье, Риссеу был занят с покупателем и, не поднимая головы, лишь дернул плечом в мою сторону, что, очевидно означало позволение. Ну я, во всяком случае, именно так трактовал данный жест, пробираясь по полутемным переходам к неказистому сооружению, носившему это изящное название.
Загадочный пакетик я осторожно отдирал от бутылочки, сидя на корточках в крошечном окопчике позади жилища Риссеу. В нем обнаружился клочок бумаги и я развернул его почти не дыша.
Там было всего два слова: – "Возьмете – помогу".
На лингве!
А дальше произошло невероятное – едва я собрался понадежнее спрятать записку, чтобы показать вечером Кену, как бумажка потемнела, осела и рассыпалась тонким пеплом. И у меня не осталось никаких доказательств этого невероятного происшествия.
От неожиданности я громко рявкнул крепкое словцо из матросского сленга, хотя мама не раз говорила мне, что мат показывает умственную неполноценность мужчины. И тут же за хлипкой дверцей раздалось знакомое:
– Сто слутилось?
– Живот болит! – поспешил отозваться я, в который раз отметив мамину правоту.
– От сего? – не унимался Риссеу.
– Не знаю, может от воды, – недовольно буркнул в ответ, догадываясь, что пора выходить.
На этот раз хозяин не успокоился, пока не помял мой абсолютно здоровый живот и не осмотрел внимательно язык.
– Нисево. – наконец успокоено прошуршал он и отправил меня с очередным клиентом.
К вечеру я, наконец, додумался, как поговорить об этом странном происшествии с Кеном. Хоть он и считается в нашей паре мозговым центром, а до такого простого решения не допер, гладил я себя мысленно по головке. Я просто показывал Кену порядковый номер буквы на пальцах, а он на пальцах же, шевеля губами, высчитывал, что это за буква. Так, где мимикой, где жестами я, наконец, объяснил другу суть невероятного предложения.
Естественно, у него пару раз получались такие слова, каких нет ни в одном языке, но постепенно все разъяснилось. Уточнив детали, Кен сел думать в своей любимой позе, а я спокойно уснул, честно считая, что с избытком выполнил свою долю мыслительной работы.
Утром Кен тем же путем объявил мне, что это может быть провокацией, но все же – стоит рискнуть. Он объяснил, что попробует передать весточку через знакомого работника. Потом нам нужно будет встретиться с нашим новым компаньоном, чтобы обсудить детали побега. Я должен буду подать ему знак. Головой кивнуть. Ну, разумеется, если удастся с ним связаться.
Побег!
Волнующее дивным запахом свободы слово! Как сжалось и дрогнуло что-то внутри только от одного осознания вероятности побега! А ведь еще пару месяцев назад мы чуть не сошли с ума от счастья, когда возникшие внезапно в жарком мареве песчаных барханов сухощавые незнакомцы, замотанные с головы до ног в необъятные грязно-белые балахоны, протянули нам фляжку с водой. Тогда это невероятное спасение после нескольких дней отчаянной борьбы за выживание в этой беспощадной, полной незнакомых опасностей пустыне ощущалось как настоящее, высшее чудо.