Убить ворона

На полке с цветами стояли два маленьких снимка. На одном улыбающийся военный в начищенных сапогах, на другом – малыш, которого кто-то за кадром держал за руку.

– Алексей. Он же закончил военное училище, летное. Потом по здоровью списали. Но он самолеты безумно любил, даже сейчас все сидит… – она осеклась, – сидел за чертежами. Разбирал. А это Мишенька, только ходить начал. Я фотографировала.

– Тамара Ивановна, мог ли Алексей Сергеевич покончить жизнь самоубийством?

– Да никогда! – Чашка, ударившись о блюдечко, выплеснула коричневую каплю. – Я уже сто раз говорила следователям. Он такой веселый был, сильный. Последнее время, конечно, мучился, переживал. Но оно и понятно, кому сейчас сладко. А тут еще эта авария, забастовка, не позавидуешь.

– Выходит, его убили?

– Нет! – Она вздрогнула, передернулась всем телом. – Кому это понадобилось?

– Ну, может, коммерческие неприятности. С кем из сослуживцев Алексей Сергеевич дружил? Кто бывал в доме?

– Никто. Вернее, он с коллегами по работе имел всегда ровные отношения. Никогда ни на кого не жаловался. Сроду не слышала, чтобы конфликтовал с кем-то. Но и дружить – не дружил. В дом ни на какие праздники сослуживцев не приглашал. Я иногда встречалась с ними на заводе… так… во время юбилеев каких-нибудь. Алексей ни о ком никогда ничего личного не рассказывал, ни о характере, ни о семье, хотя вы, наверное, знаете, что он еще в детстве, сразу после войны, на заводе помощником слесаря свой трудовой путь начинал, но в последнее время на рыбалки, на дачу – только с друзьями по летному училищу.

– Ну а женщины, извините? Слабый пол любил?

– Кого вы имеете в виду? – Тамара Ивановна словно озарилась лунным светом изнутри, какая-то дьявольщина в ней появилась.

Турецкий понял, что попал-таки на больное место.

– Помните, как в том анекдоте – а вы кого? Ну, например, такую особу – Савельеву Елену Георгиевну.

– А вы откуда знаете? – выдала себя Тамара Ивановна.

– Это не я, это вы знаете.

Лебедева выскочила из кресла, и каблучки зацокали туда-сюда по паркету, потом она еще минут пять дырявила шпильками ворс шикарного шелкового китайского ковра.

– Проклинаю тот день, когда эта шлюха переступила порог нашего дома.

– Ну-ну… Может, поспокойней.

– Она вызвалась подготовить Мишеньку в университет. Мальчик очень любит литературу, историю, хочет поступать на гуманитарный. Непременно в МГУ. Он у нас тонкий мальчик. Савельева и ему голову заморочила.

– Она у вас часто бывала?

– Поначалу два раза в неделю. Занималась с сыном.

– А потом? Что случилось потом? Говорите же, Тамара Ивановна!

– Разве это имеет какое-то значение?

– Может, это-то только и имеет значение. Ведь ваш сын задержан по подозрению в убийстве на почве ревности. Не так ли?

Лебедева молчала тяжело и сумрачно. Она мгновенно превратилась в старуху. Образ счастливой соперницы поверг ее в бездны страданий.

– Что говорить? Они оба, Алексей и Миша, будто с ума посходили – старый и малый. Соревновались, кому достанется эта девка. Миша один раз застал отца дома с ней, потом в кино встретил – рыдал, таблеток напился, едва откачали. Не пойму, что они в ней нашли, обычная баба. – Вот когда в Тамаре Ивановне проявилась ее истинная сущность и слетел придуманный лоск светской женщины. Не зря говорят: хочешь узнать подругу, попроси ее рассказать о сопернице. – И этот старый кобель… нет чтобы Мишу остановить, заладил одно: люблю, люблю. Представляете, жене и родному сыну не постеснялся признаться. Где же у людей стыд?

– Что же случилось накануне самоубийства?

– Не знаю. Не могу понять. Миша последние два дня был сильно возбужден. Тут еще эта катастрофа, суматоха. Я же говорю, у них с отцом привязанность была настоящая… Им бы сесть, поговорить, а все недосуг. Миша и поехал на завод – выяснять отношения. Я, конечно, не знала, куда он отправился. Это я виновата. Знаете, юношеские увлечения… Кто через это не проходил? Мальчишкам нравятся взрослые женщины. Но я поздно заметила. Поехала к Савельевой… Знаете, что мне эта шлюха ответила: «Ничего преступного в его любви ко мне не вижу!» Это она матери… Свинья!

Турецкий поднялся. Его подташнивало. «Наверное, перепил кофе», – успокаивал он себя. Но присутствие этой женщины, Тамары Ивановны Лебедевой, становилось все более невыносимым. Она, казалось, раздела Александра и высмеяла принародно все недостатки на его теле. Ему хотелось бежать отсюда, из этого дома, с этой улицы, из этого города, пропахшего человеческой гарью. Надо уйти немедленно из комнат, куда приходила Савельева, сидела, наверное, на этом же дымчатом диванчике, пила кофе из белой чашки с блюдечком и рассуждала с Мишенькой о разумном, добром, вечном, а потом трахалась с папенькой в его джипе. Учительница, филологиня, богиня…

– Вы читали, Тамара Ивановна, предсмертную записку мужа? – уже на лестничной площадке поинтересовался Турецкий.

– Нет, нет! И не хочу! Не желаю! – отшатнулась Лебедева.

«Почему?» – надо было еще спросить и это, но у Александра уже не хватило духу и сил. Он, едва попрощавшись, выскочил в сосновый лесок.